Калигула. Тень величия

Агриппина и Ливилла уже давно сошлись во мнении, что Астурик им не нравится. Вернее, они прислушались к суждениям Эмилия Лепида. Он считал, что новый любимчик Калигулы оттеснил его в глазах Гая, и никакие доводы сестер, что это не так, не могли убедить Лепида в обратном. Эгоист по природе, он хотел быть единственным и неповторимым для всех. Поэтому Эмилий при каждом удобном случае ставил ему палки в колеса, острил на его счет и пытался очернить в глазах Гая, но Калигула лишь добродушно отмахивался и говорил, что Астурик – племянник его дорогого друга, и поэтому он готов закрыть глаза на все его промахи, которых, кстати, становилось все меньше. Фабий несомненно был обаятелен и талантлив.

Ливилла со вздохом подчинилась требованию своего брата и взяла под свой контроль, как и чем потчует Астурика дворцовый лекарь. Она досадовала, что ей приходится сидеть у постели больного и кормить его с ложечки целебным бульоном. Больше всего ей хотелось присоединиться к сестре и их общему любовнику, с которыми она целыми днями разъезжала по театрам, торговым рядам и баням. Жизнь текла весело и беззаботно, девушка была счастлива, оттого что решила поддаться соблазну и уговорам Агриппины и ни разу об этом не пожалела. Виниций за месяц написал ей из Сиракуз три коротеньких письма, последнее она даже читать не стала, и свиток валялся в ее покоях нераспечатанным. Ливилла уже решила, что, едва он вернется, будет просить его о разводе.

Вот и сегодня она сидела у постели больного и смотрела, как на его щеки постепенно возвращается румянец.

– Скоро ты будешь совсем здоров, Астурик, – равнодушно произнесла она дежурную фразу и с удовольствием потянулась, расправляя затекшую спину.

– Я и сейчас здоров, моя красавица, – мило улыбаясь, ответил ей Фабий. – Просто за всеми своими обязанностями я позабыл, что нужно есть и спать.

– О, Венера, – Ливилла улыбнулась ему в ответ. – Но, похоже, твоя должность тут ни при чем. О пище и сне забывают лишь те, кого поразил стрелой Амур. Признайся, кто же эта девушка, ради который ты обрек себя на голодную смерть?

Фабий стыдливо опустил глаза:

– Признаться тебе? Ни за что! Ты слишком хорошо с ней знакома. Заинтригованная Ливилла тут же попалась на эту приманку и принялась требовать у юноши назвать имя.

– К чему тебе ее имя? Ведь она совсем не замечает меня. Какие б знаки внимания я ей ни оказывал, она не придает им значения. Она удостаивает меня лишь легким кивком прелестной головки, когда я, сталкиваясь с ней во дворце, произношу слова приветствия.

– Не может быть! – возмутилась Ливилла. – Ты очень красивый, статный, тебя ждет большое будущее, у тебя такие восхитительные волосы цвета золота и ярко – синие глаза, как васильки в саду. Ты – мечта любой девушки! А твоя улыбка сияет и завораживает. В тебя невозможно не влюбиться!

Астурик с притворным удивлением посмотрел на девушку.

– Очень странно! – нараспев произнес он. – А я-то, глупец, считал, что она меня не замечает.

До Ливиллы не сразу дошел смысл его слов, а затем она вспыхнула и убежала. Астурик, глядя ей вслед, искренне надеясь, что рыбка попалась на крючок, а если так, то осталось лишь подсечь половчее. Порог кубикулы переступил новый посетитель.

– Ой, дядя Клавдий! Как я рад тебя видеть! – воскликнул Фабий.

– Я беспокоился, до меня дошли слухи о твоем нездоровье, – сказал старик.

– О, пустяки! – махнул рукой Фабий. – Надо было лишь выспаться и вдоволь поесть.

– А тебя что, не кормят и спать не дают? – удивился Клавдий.

– Ну что ты! Я просто стремился поскорее вникнуть в жизнь Рима, ведь я толком-то нигде и не был. А тут столько лиц, событий! Не хотелось терять понапрасну время на сон и еду.

– Я рад, что твоя болезнь оказалась простым переутомлением, – с облегчением вымолвил Клавдий. – По пути сюда я столкнулся с Юлией Ливиллой. Она, мне показалось, была чем-то расстроена.

Фабий мечтательно улыбнулся.

– Я просто признался ей в любви, дядя Клавдий. И она убежала.

– А ты и вправду влюблен в нее? Астурик фыркнул.

– Вот еще! Она мне противна. Подбирает объедки за своей сестрой и бегает на ложе к Лепиду, едва Агриппина покидает дворец. Один раб мне даже сказал, что они частенько занимаются любовью втроем, причем Ливиллу заставляют смотреть, как совокупляются ее сестра и Лепид, или же делать совсем непотребные вещи, о которых мне лучше промолчать. Никогда не думал, что бывают такие гадости. Но ты велел мне соблазнить ее, вот я этим и занят.

Клавдий ласково потрепал его по плечу.

– Ты умно поступаешь, Германик Гемелл, что слушаешь умные советы и держишь истинные чувства в глубине души. Брак с Ливиллой – это то, к чему ты сейчас должен стремиться. И пусть тебе примером будет сам Лепид. Этой весной Калигула насильно, шутки ради, поженил их с Друзиллой, и она вскоре скончалась. Но, кто знает, не извел ли он ее ядом, разыгрывая роль заботливого мужа? Зато теперь он живет как хочет, и творит что пожелает. Он член императорской семьи и любимец цезаря. А если его позиции пошатнутся, то он быстро женится на одной из сестер. Хотел бы я, – Клавдий усмехнулся, – чтобы ему досталась бешеная Агриппина, она с ума сведет каждого, кто сблизится с ней. Очень уж несносная и отвратительная особа!

Астурик рассмеялся, поскольку уже успел в этом убедиться, на каком-то обеде, проявив долг вежливости к сестре императора, он хотел поухаживать за ней, а она выплеснула ему в лицо вино из чаши под громкий смех присутствующих. Если б он тогда не сумел достойно ответить ей, то, наверное, не смог бы завоевать всеобщее уважение. Фабий тогда заплатил Мнестеру и его товарищам – актерам, чтобы они тут же разыграли ателлану, где была подобная сцена, но все действо оканчивалось избиением строптивой розгами.

Над Агриппиной в открытую начали насмехаться, мол, если она задумает повторить подобное, то у Астурика будут все права поступить с ней так же за это унижение, причем сам Калигула пригрозил сестре и потребовал вести себя скромнее. Этого гордая Агриппина вынести не смогла и сбежала с пира.

– Ты уже видел Валерию Мессалину? – поинтересовался Клавдий. Юноша грустно опустил голову.

– Она всякий раз ускользает от меня. Я видел ее мельком два раза, она ехала в носилках вместе с отчимом, и приблизиться было невозможно. Она – скромная и добропорядочная девушка, ее оберегают от ненужных знакомств. Вероятно, она уже помолвлена с каким-нибудь знатным и богатым господином. К чему ей такой неудачник, как я?

Клавдий хитро прищурился.

– Ты прав, Германик! Выбрось ее из головы, она даже внимания не обратит на тебя с ее красотой, молодостью и богатством, а ее отчим никогда не примет твою кандидатуру на роль жениха. Лучше полностью сосредоточься на Ливилле. Ведь и эта пташка может упорхнуть, если Лепид окажется расторопнее тебя. Он ведь еще не совсем потерял разум, чтобы жениться на Агриппине. Вскоре кроткая Ливилла покажется ему привлекательней на роль жены, и он бросит ее сестру без сожалений.

Гемелл брезгливо передернул плечами, и гримаса отвращения исказила его лицо.

– Даже не представляю, как я заставлю себя прикоснуться к Ливилле после того, что слышал. От нее к тому же несет вином, как от пьяницы! Как страшна и несправедлива жизнь, если чистую и невинную девушку придется забыть ради грязной подстилки, и лишь из-за того, что вторая – сестра самого императора. Но я смирюсь, дядя Клавдий! Главное, стать тем, для чего я был рожден твоей сестрой и сыном Тиберия!

Клавдий с облечением улыбнулся и распрощался. Он был несказанно рад, что юноша внимает его советам без раздумий и излишних сомнений. Безусловно, из него получится хороший император Рима.