Калёные тропы

— Ну да, я стоял как раз возле начальника курсов, когда дежурный принес телеграмму… Что? Вру? Да с места мне не сойти, если вру! Какие вы чудаки, право, ребята… Есть еще новость, — говорил Тюрин. — Получен приказ выдать курсантам старую форму гвардейских гусар. Завтра едут на склад.

Курсанты, в основном петроградская рабочая и учащаяся молодежь, с интересом приняли оба известия. О Забелине многие были наслышаны, и всем хотелось увидеть его. Множество разговоров и толков породило также сообщение о гусарской форме. Большинство видело такую форму лишь на портрете Лермонтова, который кончил эту самую кавалерийскую школу в 1835 году и служил в гвардейских гусарах. Поэтому многие, накинув шинели, тут же пошли смотреть на портрет, чтобы на месте разрешить возникшие споры. Оставшиеся пустились в разговоры о Забелине.

Тюрин, смуглый черноглазый курсант с тонким носом горбинкой, на вид совсем мальчик, стоя посредине толпы, говорил низенькому, с небольшими усами товарищу:

— Все же я никак не пойму, что заставило Забелина пойти вместе с нами?

— А что?

— Так ведь он был генералом при старом режиме.

— Что же из этого, раз он честный человек, патриот.

Тюрин с сомнением пожал плечами:

— Так-то оно так, понимаешь, но все ж таки он — генерал.

— А Николаев?

— Какой Николаев?

— А ты разве не знаешь?

— Не-ет.

— Тоже ведь боевой генерал. Он командовал бригадой в седьмой пехотной дивизии. Попал к Юденичу в плен, когда мы отступали на Петроград. Тот ему дивизию предложил. А Николаев говорит: «Нет. Я сознательно с большевиками пошел». Ну и повесил его Юденич в Ямбурге. А как вешали, он и говорит: «Вы отнимаете у меня жизнь, но не отнимете веры в грядущее счастье людей».

— Ну? Так и сказал?

— Слово в слово… Так что, значит, разные среди них есть. Я бы такому честному командиру памятник во какой поставил.

— А что? И поставят, — подумав, сказал Тюрин.

— По местам! — крикнул дневальный. — Дежурный идет!

В открытых дверях показалась сухощавая фигура дежурного командира. Он молча постоял некоторое время, выжидая, пока курсанты улягутся, потом притушил свет, оставив одну лампочку, и вышел в коридор.

— Копченый! — шопотом позвал Тюрин товарища.

— А? — откликнулся Дерпа.

— Ты спишь?

— Сплю. А что?

— Ты понимаешь, какое дело… — быстро зашептал Тюрин, подтягиваясь к изголовью соседней койки. — Я все думаю, ведь войне-то скоро конец. Что же мы будем делать?

— Как, то-есть, конец? Кто говорил? — спросил Дерпа, приподнимаясь на локте и вглядываясь в лицо товарища.

— Ты сегодня газету читал? — спросил Тюрин.

— Не успел. А что?

— Пишут, что конец гражданской войне.

— Да ты что, милок, сказился? А Деникин? А бандюки?

— Ну, эти не в счет. А у Деникина дела плохи — лапти складывает. Да вот слушай. — Тюрин зашелестел газетой, достав ее из-под подушки. Он приблизил газету почти к самым глазам и начал читать: — «…Взятие Екатеринодара венчает наши победы на Северном Кавказе, о размерах которых можно судить по тому, что в результате последних операций мы взяли до семидесяти тысяч офицеров и солдат. Остается только рассеять остатки белогвардейских банд на восточном побережье Черного моря. Скоро в наши руки перейдут Майкоп и Грозный с их запасами нефти. Доблестная Красная Армия гонит и громит противника…»

— А вот еще: «Трудящиеся России готовятся перекинуть все свои силы с фронта военного на хозяйственный, чтобы посвятить себя мирному труду…» Ну вот, слыхал? — сказал Тюрин, отрываясь от газеты и с глубокомысленным видом глядя на товарища. — Мирному труду, — повторил он.

Дерпа с насмешливым удивлением смотрел на него.

— Ну и чудной же ты, Мишка! — заговорил он, помолчав. — Треба, милок, знать, что товарищ Ленин говорит о капиталистическом окружении. Красная Армия будет существовать до самой мировой революции. Так что еще повоюемо… Ну, чего там еще пишут в газетке?

— Да разное пишут, — сказал Тюрин, вновь развертывая газету. — Постой… Ага! Есть сообщение Петрокоммуны. Так… Пишут, что завтра, двадцать четвертого марта, всем рабочим будет выдано по ползайца, а детям еще и сахар.

— Я б, милок, сейчас полкоровы съел, — вздохнул Дерпа. — У меня от воблы уж ноги не ходят.

Они помолчали.

— Копченый! — позвал Тюрин.

— Ребята, да замолчите вы наконец! — сердито сказал чей-то голос. — И сами не спите и другим не даете.

Тюрин повернулся на бок, вздохнул и потянул на себя одеяло…

Когда все уснули, Дерпа завозился на койке, достал из-под подушки несколько книг и погрузился в чтение.

Прошло несколько дней.

Помощник дежурного по курсам Алеша Вихров, высокий юноша восемнадцати лет, сидел за столом в дежурной комнате и читал «Героя нашего времени». Шел третий час ночи. Вокруг было тихо. Только отчетливо тикали над дверью часы да ветер, налетая порывами, стучался в плохо закрытую форточку.