Камаэль (СИ)

– Элерион! – я снова кричал, не мог остановить собственные рыдания, не мог закрыть рану, что разверзлась подобно вулкану. – Элерион, молю тебя, ты же, слышишь меня!

В ответ была лишь тишина. Я припал губами к тыльным сторонам ладоней Виктора, силясь вдохнуть в него свой жар и тепло:

– Прошу, прости меня!

Виктор не ответил.

***

В Джосмаэле царило оживление, я бы даже сказал, что оно было радостным, но сам не испытывал ни капли счастья, даже лёгкого волнения не было в моей душе. С момента захвата Лар-Карвен прошёл месяц. Нестерпимо долгий месяц, проведённый в странных, отвратительных хлопотах: сжечь тела, привести замок в порядок, очистить сажу и копоть, собрать вместе всех советников и представителей аристократии. Они косились друг на друга бешено и зло, и непременно вцепились бы друг другу в глотки, если бы только я не присутствовал между ними ледяной глыбой. На деле, мне было плевать, что они сделают друг с другом, однако же моё присутствие странно отрезвляло их и не давало идти против моей воли, которую, кстати говоря, я ещё не оглашал. Но они понимали, что прежней жизни пришёл конец. Голова раскалывалась от долгих бесед, что я проводил с вампирами, дроу и великанами, ведьмами и иными не слишком приятными существами. Светлых я не приглашал чисто из принципа, зная, что они будут против, и это совершенно не будет способствовать моей задумке. И именно тогда это было мне совершенно ни к чему. Я знал, что сейчас не время для мягкости и жалости, сейчас я собирался надеть на них строгий ошейник, держать в ежовых рукавицах, пусть это и было отвратительно для меня.

Сейчас главная площадь была заполнена ими до отказа. Многие влезли на крыши, чтобы видеть всё чуть более ясно, нежели другие. Из замка тоже выглядывали с особым любопытством и тщательностью. Аэлирн был облачён в чёрные текучие просторные одежды, и его лицо было скрыто вуалью. Для него случившееся с Виктором было едва ли не более сильным ударом, чем для меня, и сейчас он желал носить траур. Он восседал по правую руку от меня, безмолвный, холодный и пропитанный болью. Я хотел быть с ним, разделить с ним бремя, но пока что не мог себе то позволить. В этот день я с особой ненавистью облачился в белоснежную рубашку и брюки, затем скрыв их чёрным камзолом, плащом и сапогами. Переплавленные венцы Светлых и Тёмных сейчас слились в один, тёмный, тяжёлый, но пока что он лежал передо мной на небольшом возвышении, открытый взглядам всех желающих. По левую руку от меня неловко притёрлись Валенсио и Годвир, стараясь делать вид, что не замечают друг друга вовсе. Часы пробили полдень, и я медленно поднялся из своего кресла. Тишина опустилась на площадь резко, точно особый купол, и я благодарно кивнул. Передо мной был эшафот, на котором грозно высился палач рядом с плахой. Посеребрённое лезвие его топора жадно сверкало в лучах яркого солнца. Уже почти привычным жестом я усилил собственный голос простым заклятьем, а затем заговорил, не сводя взгляда с плахи.

– Сегодня я прошу вас стать свидетелями союза, невозможного, но необходимого, противоестественного и странного; нам всем придётся приложить немало сил, чтобы привыкнуть к новому положению. С этого дня, с этого самого часа, я объявляю своё право властвовать над землями Светлых и Тёмных. Отныне и впредь вы будете по праву называться братьями и сёстрами. Более никаких разделений – вы все – единый народ и с этого часа можете свободно пересекать ранее существовавшие границы – их более нет. В честь союза я объявляю Джосмаэл новой столицей Соединённых королевств, ныне – единой Империи. Прежние города навсегда останутся для нас Памятью: о тех, кого мы потеряли; и той крови, что была пролита, чтобы этот день настал. Сегодня я объявляю начало Новой Эпохи. Нового начала для вас – родившихся под счастливой звездой, той, что не угасла в сумраке, когда весь прочий свет был утерян. Я провозглашаю своих наместников.