Я отпрянул от его рук. Затем посмотрел на Аэлирна. Зрачки его была красными, как кровь, он дышал тяжело и часто, из последних сил сдерживая себя. Уловив мой взгляд и кивок, Павший резче и быстрее, чем я предполагал, рванулся вперёд, хватая Джинджера за ткань камзола и вздёргивая на ноги. Из смежной комнаты раздался болезненный стон, привлекая моё внимание, как хруст веток привлекает дикое животное в лесу. Дёрнув в сторону гобелен, скрывающий двери в соседнее помещение, я сжёг и их, затем пройдя внутрь. Женщина разметалась на постели. Её мучила родильная горячка. Она стонала и морщилась, хотя видно было, что изо всех сил пытается сдерживать себя. Тело её содрогалось от боли, а пепельная кожа покрылась липкой испариной, тускло блестящей в неверном свете свечей. Аэлирн ввёл Императора следом за мной, и он вдруг заметался, зарычал, выпуская клыки. Но Павший держал его крепко, не давая вырваться, кажется, с извращённым удовольствием выворачивая кисти его рук. Я медленно приблизился к Камилле, и она приоткрыла мутные от боли багряные глаза, судорожно облизнула губы и попыталась прикрыть высокий живот, отползти подальше от меня.
– Спокойней, – я улыбнулся и присел на край кровати, прикоснулся к её горячей коже на бедре. – Дыши глубже, Камилла, иначе станет только хуже.
– Тебя поглотит тьма, – прошипела она, точно рассерженная кошка, но тут же закричала от боли, откинувшись на спину. Жилка на её шее судорожно колотилась. – Будь ты проклят!
– Ты немного опоздала, – я расхохотался, а затем коснулся её живота, отчего она лишь сильнее напряглась, вздрогнула, пытаясь отпрянуть. – Тебе стоит поблагодарить своего мужа, Камилла. И сказать ему что-нибудь напоследок.
Не став дожидаться её слов, я поманил тени, и они хлынули из каждого угла, оставляя их пустыми, одинокими, брошенными, неприлично чистыми. Каждый клочок мглы ринулся к женщине, перехватывая её за горло и бёдра, не давая пошевелиться. Мне было мерзко, мне не хотелось этого делать. Джинджер метался и кричал в руках Аэлирна, силясь помочь Камилле и своему ребёнку, который собирался появиться на свет. Дроу, кажется, рыдала от боли, её кожа дышала жаром, а простыни промокли от пота и крови. Она молила меня, когда я брал крохотного мальчишку на руки, не вредить ребёнку, и на мгновение моё сердце упало в пятки. Я мог приютить его, мог сказать, что это – мой наследник. Ведь в нём есть капелька родной крови. Я мог воспитать его втайне от того, что произошло в этих стенах. Я мог бы назвать его сыном. Руки мои дрогнули, когда он сам вдохнул и заплакал, надрывно и совершенно тонким голосом.
– Льюис, – голос Павшего вырвал меня из оцепенения, но я не мог заставить себя что-то сделать, пошевелиться. – Это твой выбор.
Я знал это. Знал, что запятнаю себя до омерзения, больше никогда не смогу посмотреть в глаза Валенсио или Лаирендилу, не смогу без дрожи слышать детский плач, если сейчас прерву эту маленькую, невинную жизнь. Но так же хорошо я знал, что кровь этого младенца станет маяком для Павшего, если такие только случатся в роду. И я слишком хорошо понимал, чем это чревато, но руки мои всё равно дрогнули, когда мягкая шея сломалась под моими пальцами, а надрывный крик Камиллы резанул по моей душе. Пальцы мои и ладони были мокрыми и грязными, я бережно, точно живое существо, положил его на край кровати, а затем обнажил Саиль. Дроу заметалась в путах тьмы, проклиная меня на нескольких языках, и вопли её сотрясали густую тишину комнаты, пронизанной кровью и отчаянием. Внутри меня словно оборвалась струна с надрывным воем боли. Я мог бы назвать его сыном.
– Ты предательница, Камилла, – голос мой был скрипучим, как заржавевшие ставни на морозе. – Ты пропитана ложью насквозь. Твой дом и твоё имя будут преданы забвению раз и навсегда.
Джинджер закричал снова, когда лезвие Саиль прошило низ живота женщины там, где были детородные органы. Она визжала. Столь страшно и дико, что во мне оборвалась вторая струна. Я не был судьёй. Я не имел права судить. Но делал это. Вытащив клинок из её тела, я отошёл в сторону, чтобы Джинджер мог видеть. Он обвис в руках Аэлирна, качал головой из стороны в сторону, шепча что-то бессвязное и бессмысленное. Павший впился пальцами в его волосы, заставляя поднять голову и смотреть на то, как его жена истекает кровью на постели. Смотреть на мёртвого ребёнка.
– Отпусти его, – негромко произнёс я, и Аэлирн повиновался.
Император на дрожащих ногах приблизился к постели и рухнул на колени, медленно поднял крошечное тельце на руки, продолжая бормотать, мелко раскачиваясь взад-вперёд. Отвернувшись, я вышел из комнаты. Моя месть не была свершена окончательно.