Камин-аут (СИ)

– Я совсем не это имел в виду. Увидев меня раз, ты перестанешь быть собой. Нужно ли тебе это? Думаю, нет. Ты потеряешь голову, и должен тебя разочаровать, отнюдь не от страсти, возможно, даже сойдешь с ума и забудешь, кто ты есть на самом деле, – скороговоркой быстро выдал Икигомисске, рассекая воздух перед лицом и приближаясь к ней. – Увидеть тело и увидеть истинное лицо – две разные вещи, я бы даже сказал, взаимозаменяющие.

– Взаимо что? – она отшатнулась назад, когда Моисей ударил сверху.

Фрэя вскинула обе руки, зажимая в них мачете, и отбила, нелепо повалившись на жесткую землю. Поднялась, испачкав руки в песке.

– Ты можешь прыгать? Или ты привязана к земле?! – разозлился японец, нанося один удар за другим и оттесняя её к краю площадки. Песок под ногами заскрипел.

– Прыгать как ты? По деревьям? – выдавила сквозь зубы, и получила пас рукоятью в грудь. Задохнулась и полетела на землю.

– Давай же откройся мне! – навис над ней Моисей, яростно замахиваясь. – Кто ты такая, Фрэя?!

Его вопрос звучал в ушах. Девушка могла только уползать, вскакивать и снова падать. Кто она такая? Кто она?

– Я хочу увидеть это! Давай же! Покажи, кто ты есть на самом деле?!

Неясно было, серьезно он или просто настраивает на драку. Знала только – Моисей пытается вывести её из себя, чтобы дралась в полную силу. Это происходило постоянно. Неясно, чего добивался Икигомисске, натаскивая её. Только злит.

Подсек снизу, девушка качнулась назад, удар и, закрутившись, как юла, пролетела метр и, падая, уже у самой земли сумела изменить угол падения и приземлилась на колено. Дыхание сбилось, хвост сполз с затылка.

Японец схватил её за ворот длинной рубахи и швырнул от себя, девушка начала заваливаться, но устояла на ногах. Однако не успела вздохнуть, как Моисей выбросил здоровую руку вперед, и она схлопотала мощный удар в живот.

*

Ближе к утру резко похолодало, температура стремительно опустилась, и Фрэя увидела, как усмехнулся Лотайра, также как и она, оценив штучки природы. Повелитель взглянул в небо, раскрашенное оранжевыми и синими огнями фейерверка. Сверху посыпался сноп красных искр, и все сразу радостно загалдели, только девушка заметила, что всегда такой неуравновешенный повелитель пребывает сейчас в полном спокойствии и ехидно поглядывает на небо.

Холовора зябко поежилась, зарывая руки в огромные рукава праздничного кимоно. Ладони в белых прозрачных перчатках, несмотря на холод, вспотели.

Повелитель Хинокава восседал на примитивном троне на помостах, установленных квадратом вокруг дощатой площади.

Девушка сидела по левую руку, Моисей – по правую. Перед ними возвышался стол с угощениями для высокопоставленных гостей. Глава Миран со своей свитой спустился вниз, на площадь и наслаждался праздником среди танцовщиц, солдат, слуг и артистов. По краям сидели музыканты. Там же на площади были установлены столы, заставленные блюдами ничуть не хуже господских.

Спустя пятнадцать минут в одних носках и деревянных тапочках замерзли ступни. Раннее утро второго июня обещало оставить о себе не самые лучшие воспоминания. Фрэя налегала на еду, надеясь, хоть так поднять себе настроение. Конечно, когда у девушки скверное настроение, она налегает на еду.

Музыка прекратилась, и тогда стал слышен общий гул: высокие женские голоса, низкий мужской смех, тонкие радостные крики, шорох тканей, стук множества тапочек по паркету и деревянным помостам. Заиграли следующую композицию, в ней отражался подлинный Восток, чей-то нестройный прерывистый голос, будто имитация женского каприза, просто напев, без слов, легкие флейты, едва уловимые «цудзуми» [барабаны], то тише, то выше, раз-два, раз-два, с разных сторон, перебирание струн, снова дуновение «сякухати» [китайская бамбуковая флейта сяо], переливание мелодии струн японской цитры [щипковый музыкальный инструмент, имеет также название «кото»] и вновь бой барабанов. Добавился новый звук: тонкие воздушные трели духовых и словно капель – перестук палочек.

Фрэя исподтишка взглянула на Икигомисске. Скорей всего, он даже умеет танцевать и знает народные танцы.

У подмостков продолжалось гулянье.

– «Ветер, взметающийся из бокалов», – разлилось по площади пронзительное, как осколки, сопрано. Девушка вспомнила книгу Такамура Котаро [(1883-1956) Великий японский поэт XX в. Снискал славу публикацией дебютного сборника «Дорожная даль» (1914). Поэтическая манера отличается уитменовской широтой мировосприятия, пластичносью, богатством колорита. Тяжкая душевная болезнь любимой жены Тиэко наложила трагический отпечаток на позднее творчество Такамура Котаро. Пойдя на сотрудничество с тоталитарным режимом в годы монархо-фашизма, он впоследствии опубликовал поэтическое покаяние в форме исповедальных элегий] и Янке, которому очень нравилась его поэзия. Песня была на стихи Котаро.

– «Раскачивает бумажные фонарики Пана, [Греческий бог Пан был своего рода тотемным покровителем токийского «Общества Пана», в древнегреческой мифологии – бог пастушества и скотоводства, плодородия и дикой природы]

Пестрые огни мечутся, мелькают…

Аромат миндаля и груш Бергамо.