Камин-аут (СИ)

Во рту пересохло, и вдруг стало неимоверно душно.

– Я помогу тебе снять это, – Моисей положил руку на пояс оби. А ей что делать? Просто смотреть и ждать? Может, закричать?

От него пахло талым снегом, хвоей – как обычно. Такой запах должен иметь северный лесной ветер.

– Ты снова ходил в город? – спросила девушка, когда Икигомисске начал медленно развертывать пояс. С одной рукой делать это было сложно. – Я сама справлюсь, – Фрэя отняла его руку от пояса. По правде сказать, она имела весьма смутное представление, как надо снимать кимоно, не говоря уже о том, как надевать.

– Нет, я не отходил от дворца. С мелкими поручениями в город всегда засылают подручных, – не мешая ей разбираться с поясом, принялся вынимать заколки из волос, зажимая их в кулаке. – С нынешней ночи ты имеешь право распоряжаться здесь по своему усмотрению. Твоё слово – моё. Ты можешь присутствовать на заседаниях, выносить приговоры, или находиться среди артистов, никто не будет тебе препятствовать.

Всё это хорошо, но почему у него такой невеселый голос?

– Ты пройдешь везде, ссылаясь на меня, но я по-прежнему не советовал бы тебя сбегать.

Она молча взглянула на его закрытое горло, а потом покосилась на недееспособную руку. В который раз, точно прочитав её мысли, мужчина произнес:

– Ты правильно всё поняла.

– Я не хотела. Сбегала-то я, а ты тут совсем не причем, тебя наказали незаслуженно, – лепетала девушка.

– Знаю, но кто виноват – не имеет значения, – Моисей отошел к столику с устроенным на нем зеркалом и выложил шпильки, после, вернувшись, извлек из волос гребень. – Не очень-то из меня помощник, верно? – Икигомисске повертел в пальцах гребень.

Девушка сняла пояс, и свадебное кимоно распахнулось. Аккуратным движением Моисей стянул с её плеч и это кимоно, бросая на кровать под балдахином. Фрэя даже поразилась, как грубо он обошелся с ним, самой себе она не смогла бы позволить обращаться варварским образом с дорогой изысканной вещью.

– Не имеет значения? Они тебя мучили, а ты говоришь – не имеет значения.

– За тебя я перетерпел бы еще не такую боль, Фрэя, – Моисей распустил ей волосы, но руки так и не убрал, продолжая расчесывать длинные пряди пальцами. – Ты мне изрядно истрепала нервы, теперь я не могу оставить тебя, ты внесла в мою жизнь колорит, избавила от многовековой скуки, – оптимизм в его словах еле тлел.

Обручальное кольцо переливалось, девушка разглядывала его руку с заметно проступающими венами, грубую кожу на мозолистых пальцах. Подняла взгляд на разноцветные глаза, которые безотрывно следили за её действиями. В них не было и следа радости.

Фрэя поежилась от прикосновения.

– Дальше ты сама, – опустил ладонь ей на плечо, отводя взгляд.

В его комнате стоял не такой сладкий запах, как в коридорах и покоях Лотайры, обычный аромат одеколона, хотя так до сих пор и не известно, бреется Моисей или нет, кожа бархатистая и гладкая, словно он её и не касался лезвием никогда, да и кому захочется бриться семьсот лет подряд… Обстановка выглядела мрачной, из темного дерева, со сложной росписью. Было много вещей синего цвета и подобных оттенков – наверное, его любимая цветовая гамма.

Пока она снимала с себя всю одежду, вплоть до нижнего кимоно, Моисей сходил за ширму, где, судя по лежащим на треногих табуретах брюкам и джинсам, был гардероб и примерочная. Тамошний бардак немного удивлял. В целом комната выглядела так, как если бы принадлежала Фрэе, разве что цвета девушка выбрала бы ярче. Поразительно, насколько они разные и в то же время одинаково мыслят.

Выключился общий свет, остался гореть лишь светильник у входной двери, подсвечивающий седзи. Девушка обернулась и только сейчас заметила в глубине комнаты вторые двери, вероятно, ведущие в уборную.

Моисей вышел из-за ширм, прижимая одной рукой к груди какой-то кулек с одеждой.

От холода по коже бегали мурашки, пришлось скрестить руки. Икигомисске мельком глянул на её грудь, просвечивающую под тонкой рубашкой, едва прикрывающей бедра. Ну и что, пускай пялится, ей стыдиться нечего.

Отпихнул разложенные на постели кимоно, чуть ли не сгребая их в комок, и бросил поверх свою ношу.

– Что это? – как глупенькая, спросила Фрэя, разбирая принесенные вещи. – Что это значит?

В руки попались джинсы, майка, свитер-полуплатье, который наверняка будет сползать с плеч, пара найковских кроссовок.

– Моисей, это что? – заворожено глядя на подношение, пролепетала девушка.

– Твоя новая одежда. Сама управишься? – мужчина шагнул за ширму, порылся там и швырнул Фрэе в руки длиной до середины бедра, матово-серый плащ с капюшоном.

– Я не понимаю…

– Собирайся. Ты уходишь. Я уже принес твою сумку, осталось только одно незначительное дело, – с этими словами Моисей водрузил на кровать ту самую сумку, которая была на девушке две недели назад, на рыночной площади.

Фрэя тупо смотрела на мужчину, уверенно пересекающего комнату. У столика с зеркалом он склонился и поднял крупные и, должно быть, пристойного веса, ножницы.