Камо

Перебрав множество всяких проектов, Камо вспоминает о бывшем своем соученике, горийском уроженце Вахтангяне. «Этот дьякон, — объясняет Камо на заседании комитета, — очень честный человек и настоящий природный социалист. Под прикрытием его церкви можно делать все, что нам потребуется».

А требуется, если по меркам Камо, сущий пустяк. В подвале под спальней и гостиной дьякона поместить печатную машину, наборные кассы со шрифтами, немного бумаги. В ограде церкви иногда устраивать тайные заседания. Ну и где случится, в жилом помещении или в самой церкви, занятия молодежного кружка.

К рассуждениям о том, умел и любил ли Камо агитировать, доносить до сердец правду — неодолимой силы правду большевиков.

Народный артист Армении Гаврош: «На квартире дьякона Осена мы встречались с Камо. Нам заранее давали знать, что Камо находится в Тифлисе, и, получив предварительно его согласие, наша группа собиралась слушать его беседу».

Видный партийный работник Закавказья Иван Певцов: «Летом 1904 года в Батумской тюрьме я оказался в одной камере с Камо. После долгих расспросов о том, как я попал в тюрьму, в чем обвиняюсь, как идет стачка на заводе, где я работал, Камо обратил внимание на мои крест. Он очень осторожно вел со мной в течение нескольких дней беседу о происхождении креста, о его значении, о том, кто был Христос… Вначале я горячо возражал, извлекая из старого своего арсенала всяческие доводы, которые он разбивал не спеша, но без промаха. Крест, висевший у меня на шее со дня рождения, полетел в парашу при общем одобрении всех сидящих в камере.

Камо предупредил меня: в будущем при беседах с рабочими осторожно касаться бога, не горячиться, уважительно, терпеливо выслушивать верующих и всегда очень тщательно готовиться к таким спорам. Это предупреждение потом принесло мне большую пользу, особенно в дискуссиях с сектантами в Батуме и Баку».

Тифлисский рабочий Валико Квинтрадзе: «Впервые я узнал Камо на нелегальном собрании на заводе Яралова в 1906 году. Выступали меньшевики, эсеры, кое-кто из большевиков. Настроение было подавленное. Но стоило только подняться Камо и бросить свой бодрый призыв, как всем стало легче, вновь зажглась уверенность в победе, вновь пробудилась воля к борьбе. «Лучше умереть с таким революционером, чем жить прозябая», — говорили рабочие после собрания».

При всем при этом Камо объясняет грузину рабочему разницу между «теоретическим» и «практическим». «Понимаешь, — говорит он, — «теоретически» — это как сшить сапоги, «практически» — самому сшить сапоги». Выбирая поле деятельности для самого себя, он явно предпочитал шить сапоги своими руками.

И отец дьякон Осеп, нисколько не сомневаясь в том, что по милости этого Камо он прямиком угодит в ад (Камо не оспаривает: «На все воля божья!»), продолжает давать уроки хорового пения. Работает, стало быть, на полную силу типография Камо. «Во время всеобщей Южной забастовки мне удалось напечатать и отправить двадцать пять тысяч экземпляров прокламаций: «Государственная казна или хитрая механика», «Что нужно знать и помнить каждому рабочему», «О восьмичасовом рабочем дне».

Как свидетельство того, что подпольщики твердо держат свое слово, больше не допускают перебоев или задержек в выпуске листовок, на каждом экземпляре хорошо знакомая властям пометка, как бы фирменный знак: «Типография «Едзие и К°» (по-грузински «едзие» значит «ищи»). Впервые пошло со времени, когда Камо на дальней окраине Батума наладил свою типографию.

Едзие! Ищи, пытайся! Борьба — стихия Камо…

…В руки ротмистра Лаврова попадает план противоправительственной демонстрации. В Тифлисе аресты. Головинский и Михайловский проспекты окружены войсками. На рабочих окраинах круглые сутки казачьи разъезды.

В весьма поредевшем составе собирается Временный комитет из подпольщиков, готовивших демонстрацию. С опозданием, что отнюдь не в его правилах, входит разгоряченный Камо.

— Слава богу, нашел!

Общее недоумение. Всего несколько часов назад сам Кацо для встречи выбрал этот серый, без окон, дом по соседству с монастырем Мтацминда. Чей-то голос:

— Почему не мог найти? Где твоя голова?

— Что спрашиваешь, дорогой? Голова где надо. Покойника подходящего не было!..

Грубая, неудачная шутка? Упаси господь! Камо действительно искал «подходящие» похороны. Такие, «чтобы были в Первом районе завтра в середине дня. Мы чисто одеваемся, приходим. Собирается хорошая толпа. Все вместе — похороны, демонстрация — спускаемся от церкви на Коргановской улице вниз на Головинский. Около театра я поднимаю красный флаг. Понятно, да?»

С утра 23 февраля в старой церкви не протиснуться. Родственники и близкие покойного приятно удивлены: «Вай, сколько людей пришло проводить несчастного!»