Канарис. Руководитель военной разведки вермахта. 1935-1945 гг.

Вскоре на Канариса обрушились новые заботы, которым пришлось уделять много внимания. Благодаря дневнику фон Хасселя, воспоминаниям Пехеля, Гизевиуса и других мы теперь знаем, что в последние три месяца 1939 г., когда Гитлер, не допуская после Польской кампании длительной передышки, уже намеревался в нарушение нейтралитета Бельгии и Голландии двинуть войска в западном направлении, различные группы Сопротивления проявили повышенную активность. Готовились различные планы государственного переворота и покушения на фюрера и его сатрапов, составлялись списки будущих министров, через нейтральные страны осторожно прощупывались возможности прекращения войны. Наиболее решительно настроенные группы заговорщиков существовали в лоне самого ОКВ. Их движущей силой был полковник Остер с помощниками, из которых наиболее известны Донаньи, Гизевиус и подполковник Гроскурт, поддерживавший связь с главным командованием сухопутных войск. От него нити тянулись к Беку, Гёрделеру, Шахту, начальнику Генерального штаба Гальдеру, а также к Вицлебену и другим генералам, посвященным в замыслы заговорщиков. Представитель министерства иностранных дел при ОКВ Ханс фон Эцдорфф держал постоянную связь с Вайцзеккером, с некоторыми генералами из враждебных лагерей «коричневых» и «черных», в том числе с начальником берлинской полиции графом Хельдорфом и руководителем германской криминальной полиции генералом СС Нёбе.

В эти богатые событиями недели становятся особенно заметными различия в складах характеров Канариса и Остера и в используемых ими методах. Остер постоянно демонстрировал высочайшую активность в бесконечных попытках уговорить генералов не медлить со свержением нацистского режима, в стремлении подготовить основы новой политической системы в виде временного правительства и добиться его признания за рубежом. Канарис же неизменно держался в тени, всегда находился сбоку или позади конкретных практических шагов Остера, но был в курсе всех дел и старался при необходимости всеми силами помочь; проявлять же инициативу он предоставлял другим.

Такое поведение Канариса объясняется, по крайней мере отчасти, постоянной внутренней борьбой между желанием лично сделать что-то значимое для предотвращения новых авантюр Гитлера и освобождения Германии и всего мира от нацизма и интуитивным пониманием тщетности этих усилий. В эти недели он пришел к фатальному заключению, что изменить судьбу Германии уже невозможно, что вина немецкого народа, хотя бы из-за обыкновенного попустительства, уже слишком велика, что Гитлера, как своего рода наказание Божье, придется терпеть до горького финала. Своей убежденности в том, что Германия легкомысленно начатую Гитлером войну непременно проиграет, Канарис не менял и тогда, когда немецкие войска одерживали победу за победой. Это мы сможем подтвердить многочисленными примерами по ходу повествования. Его убежденность во многом базировалась на твердой вере в божественное предопределение существующего миропорядка и на трезвой оценке международной обстановки и соотношения сил сторон.

Почти мистические сомнения Канариса в благополучном исходе подготавливаемого государственного переворота имели под собой вполне реальную основу. Хорошо знакомый с особенностями характера и личными качествами генералов, избранных для участия в восстании, Канарис не верил, что они действительно решатся на такой шаг. Прежде всего недоверие у него вызвал фон Браухич, главнокомандующий сухопутными войсками, которому отводилась главная роль. «Браухич старается копировать Мольтке», – с ироничной усмешкой говаривал он в те дни в кругу друзей. С большей симпатией Канарис относился к Гальдеру, но подозревал, что у того не хватит мужества на решительные действия.

Кроме того, он постоянно помнил одно важное обстоятельство, которому не придавали значения заговорщики. Ведь в личном распоряжении начальника Генерального штаба не было ни одной воинской части, и в момент восстания ему пришлось бы полагаться на главнокомандующего сухопутными войсками или на командиров армейских подразделений.