Канун трагедии: Сталин и международный кризис. Сентябрь 1939 — июнь 1941 года

И вот неожиданно в апреле 1941 г. советские дипломаты возвращаются снова к этой теме и дают через Шуленбурга сигнал в Берлин, что в Москве готовы благожелательно рассмотреть вопрос о присоединении к Антикоминтерновскому пакту. Не вызывает сомнений, что сталинская идея о роспуске Коминтерна была неслучайной. В 1943 г. Сталин пошел на роспуск Коминтерна, чтобы продемонстрировать свою лояльность и стремление к сотрудничеству на этот раз с США и Великобританией, а двумя годами раньше он был готов на тот же шаг, но для маневров в отношении Германии. Ни Гитлер, ни Риббентроп, как известно, даже не ответили на советское заявление.

Анализируя действия СССР в начале лета 1941 г., заявления Сталина и его соратников, все перипетии советской внутренней и внешней политики, можно прийти к обоснованному выводу о том, что, видимо, одновременно с подготовкой к войне в Москве решили максимально оттягивать время, продолжать политику «экономического умиротворения» Германии, реагировать (особенно по дипломатическим каналам) на растущую агрессивность с ее стороны, но делать все, чтобы не спровоцировать немцев на нападение и выигрывать время для реализации программы перевооружения Красной Армии, не предпринимая в то же время немедленных конкретных шагов по приведению войск на границе в боевую готовность. Именно в этом контексте следует оценить и известное опровержение ТАСС от 10 мая и заявление ТАСС от 14 июня 1941 г. То, что они дезориентировали советских людей, не слишком волновало политиков и идеологов в Кремле. Оба заверения шли в одном русле, они были обращены к Германии все с той же целью — показать желание сотрудничать с ней, может быть, даже вызвать ее лидеров на какие-то ответные шаги и заявления.

Некоторые историки оценивают советскую политику в отношении Германии в конце 1940 — начале 1941 г. как политику «умиротворения», сравнивая ее даже с акциями Англии и Франции накануне и во время Мюнхенского соглашения[1168]

. Тактику СССР в те последние перед войной месяцы можно объяснить, но она обрекала страну на пассивность и в военной и во внешнеполитической области. Собственно, она была завершением линии, начатой советскими лидерами после событий августа — сентября 1939 г. Не остановившись на простом договоре о ненападении, что было бы оправданно, а подписав договор о дружбе с Германией, практически сведя к минимуму все контакты с Англией и США, даже не пытаясь использовать их в качестве хоть какого-либо противовеса Германии, прекратив всякую антифашистскую пропаганду, посылая Гитлеру приветствия по поводу разгрома Франции и прочие жесты, Сталин стал, как мы уже отмечали, своеобразным заложником Гитлера, как бы поддерживая его устремления и планы. Эти действия нельзя было ни исправить, ни компенсировать никакими тактическими шагами, особенно после молниеносного разгрома Франции. Именно тогда стало очевидным, что СССР уже мало что мог предпринять в международном плане. И полностью это осознали в Кремле, когда Гитлер устремился на Балканы, не оставив Москве ни малейшего шанса сохранить там какое-либо советское влияние, даже в отношении таких стран, как Болгария и Югославия, и в ходе визита Молотова в Берлин в ноябре 1940 г.

Любопытно, что оба враждующие между собой блока — Германия совместно с Италией и англо-французская коалиция, а затем и одна Великобритания словно соревновались между собой, вытесняя Советский Союз из Балкан, из районов Средиземного и Черного морей.

По мнению некоторых военных, трудно говорить и о том, что, расширив свою территорию, Советский Союз укрепил военные позиции и безопасность страны. Новая граница с Германией оказалась уязвимой, а в Прибалтике не было создано никаких серьезных сухопутных и морских укреплений. Неслучайно в первые же недели войны немцы легко прошли новые западные советские рубежи и быстро оккупировали Прибалтику и присоединенные территории.

Впрочем все эти заключения, выводы и объяснения делались и делаются постфактум и становятся делом историков. А тогда, в условиях сложной и необычайно противоречивой обстановки (что всегда бывает накануне или в начальной стадии большой, а тем более мировой войны), когда решения принимались втайне, не всегда легко было найти оптимальное решение и определить направление развития событий. Может быть, именно эта сложность и противоречивость ситуации и является причиной того, что период 1939–1941 гг. и по сей день остается темой острых споров и дискуссий.

* * *