Канун трагедии: Сталин и международный кризис. Сентябрь 1939 — июнь 1941 года

В те же дни в Париже были получены первые донесения французских послов из других стран. Шарлеруа сообщал из Рима, что, видимо, Германия и СССР хотят создать нейтральную зону, которая отдалила бы Рейх от СССР. В то же время, по мнению посла, вряд ли есть сомнения, что Германия и Россия действуют совместно в отношении Польши[102]. По сведениям французского посла в Вашингтоне, Госдепартамент пока не дал никаких комментариев на советскую ноту[103].

20 сентября Корбен в очередной телеграмме премьеру Да-ладье обращает внимание на то место ноты, где говорится, что Советский Союз будет следовать политике нейтралитета[104].

На следующий день, 21 сентября французский посол в Москве Пайар посетил Потемкина и после беседы с ним сообщил в Париж: «Советы мало интересуются тем, чтобы уменьшить тот ров, который последними событиями был вырыт между Советами и нами». Пайар пишет также, что пока события развиваются весьма благоприятно для Советского Союза. «Сомнительно, чтобы СССР хотел бы разрыва с западными державами, но реально также и то, что СССР не будет ничего делать, чтобы рискнуть и вернуться снова к солидарности с большими обещаниями[105].

Французский посол в Стокгольме писал в Париж, что, по некоторым сведениям, высшие руководители Рейха испытывают беспокойство столь большими успехами, одержанными русскими в Польше[106]

. В другой его телеграмме говорится: в шведских политических кругах опасаются, что движение в Польшу может быть лишь прелюдией к восстановлению старых имперских границ, а также об угрозе «большевизации» Европы[107].

В обширной записке на имя Даладье французский посол в Лондоне излагает общее настроение британских политических кругов. По его мнению, после подписания советско-германского пакта для многих было очевидным существование секретных статей о разделе Польши. Сейчас главная задача британских кругов состоит в том, чтобы не способствовать «цементированию германо-русских отношений». Поэтому в Лондоне полагают, что в совместных заявлениях следует избегать «обвинений» в адрес Советского Союза[108]. По заявлению посла, «если в первые дни после советского вторжения в Польшу тон был резко осуждающим, то сейчас произошла определенная эволюция и многие уже пишут о том, что «с возвращением России на европейскую сцену следует ждать увеличения трудностей для Рейха»

[109].

Схожую оценку событий можно видеть и в сообщениях советских дипломатов. Еще 20 сентября И. Майский писал из Лондона, что «нет оснований ожидать со стороны британского правительства какой-либо резкой реакции на занятие Красной Армией Западной Украины и Западной Белоруссии». Это окончательно выяснилось на заседании Парламента, на котором премьер Чемберлен, констатировав «советское нашествие на Польшу», заявил, что «пока рано выносить суждение о его мотивах и последствиях». По мнению Майского, из частных разговоров с депутатами Парламента он вынес впечатление, что в Лондоне довольны выходом советских войск на польско-румынскую границу, усматривая в этом стремление СССР поставить преграду движению Германии в Румынию и к Черному морю[110].

На следующий день Майский пишет Молотову: у Англии нет иного выхода, как продолжать войну до победного конца. Новый Мюнхен невозможен, так как Англия потеряла бы последний престиж среди своих друзей и нейтралов. В этой обстановке политика СССР приобретает решающее значение. Самый острый вопрос состоит в том, будет ли Советский Союз снабжать Германию сырьем, продовольствием и т. п. Существует боязнь во всех слоях общества излишне раздражать Советы и тем самым «бросать СССР в объятия Германии»[111]

.

Пока шли эти депеши, в Лондоне и Париже велись активные переговоры по поводу возможного совместного коммюнике о действиях советских войск в Польше. Уже 18 сентября состоялось срочное заседание британского военного кабинета, который осудил «советскую агрессию» и обсуждал линию поведения. Любопытно, что сразу же государственный секретарь по иностранным делам подтвердил, что статьи англо-польского соглашения не предполагают военных операций в «случае агрессии советского правительства против Польши». Он уточнил, что эти меры намечены лишь в случае нападения на Польшу со стороны Германии. Далее слово взял премьер-министр, который выразил осуждение в связи с действиями Советского Союза. Британское правительство отвергло также утверждение в советской ноте, что Польское государство перестало существовать.

Госсекретарь информировал кабинет, что он получил послание польского посла, в котором правительство Польши просит Англию направить протест Советскому Союзу по поводу его действий в Польше. Однако общее настроение военного кабинета не соответствовало такой позиции, и было решено, что заявление премьер-министра может рассматриваться как осуждение действий советского правительства[112]. По сообщению госсекретаря, французское правительство озабочено тем, чтобы был послан формальный протест Москве от имени обоих правительств.