Капитализм кризисов и революций

Исторические условия к концу второго десятилетия XXI в. в России были таковы, что изменения могли происходить сверху и лишь под нажимом «низов». Это «консервировало» реставрацию, словно бы откладывая политическое ее завершение. На деле массы не имели ни достаточной зрелости, ни понимания границ возможного. Максималистская левая агитация внушала одной их небольшой части возможность восстановления социализма, одновременно пугая другую — большую часть хотя бы своим отрицанием рынка. Трудящиеся этой группы ощущали, что замена экономического принуждения к труду может произойти в экономике современного типа лишь внеэкономическим принуждением. Потому принятие СССР на культурном и патриотическом уровне не означало для широких слоев общества принятие его хозяйственных практик. С другой стороны, либеральная прозападная оппозиция апеллировала к мертвой идее «свободного рынка». Массы отторгли также грезы консерваторов белогвардейского толка как не имеющую отношения к реальной России архаику.

Если русское общество и не дозрело до завершения реставрационной эпохи вполне, то оно дозревало. Этот процесс должен был на протяжении 2020—2045 гг. подгоняться экономическим развитием.

Завершение реставрационной эпохи на экономическом уровне должно выразиться в соединении широкой социальной политики государства с усилением его регулирующей роли, таможенным и иным протекционизмом, а также концентрацией ресурсов (включая важнейшие производства) в руках правительства^[127]

. Для проведения такого курса необходимо полное удаление неолиберальной бюрократии от рычагов управления. Процесс этот займет немало времени и будет, вероятно, сопряжен с острой борьбой еще только формирующихся в России партий новой эпохи. Славная революция как его кульминация может отложиться до окончания повышательной волны, если бюрократия проявит гибкость и дальновидность, а может произойти гораздо раньше. И чем более подготовленной она окажется, тем большим будет переворот в политической системе. Он не уничтожит капитализма, но закрепит важнейшие изменения, вызванные Великой революцией. Правда, для этого общество должно стать более зрелым во взглядах и солидарным, политически грамотным и рациональным, а формирование нации должно приблизиться к завершению. По всей видимости, предпосылки эти будут созданы в процессе бурного хозяйственного развития.

Учитывая, что революция в России в момент кульминации и на бонапартистском этапе зашла дальше более ранних модернизационных революций, с полным основанием можно поставить вопрос: не будет ли ее славная революция столь же радикальной? Сама эта революция должна иметь место после провозглашения многими левыми начала заката капитализма, будто бы выразившегося за XX в. во множестве этапов. Легенда эта дает опору надеждам на скорое возвращение «социализма», сколь бы буржуазными ни были запросы рабочего класса и сколь бы ни малы были еще предпосылки для преодоления труда. Обоснована ли такая надежда? Будет ли конец реставрации в России вторичной революцией такого вида, что воплотит многие ожидания большевиков? Ответ на эти вопросы во многом дает анализ реставрационных эпох, поскольку именно в них предстает общество и структуры экономики в том виде, что во многом сохраняется после Славной революции.

Все это касается и Китая, гораздо лучше использовавшего возможности реставрации в рамках собственной великой революции. Но само китайское общество являлось менее развитым, чем общество в СССР. Оно больше подходило для решения задач, которые стояли перед глобальным капитализмом. Россия же и другие постсоветские страны оказались в одном ряду с западными экономиками, где капитал счел сохранение всей ранее созданной индустрии политически опасным и менее выгодным экономически, чем поиск внешних вложений. Китай принимал капиталы. Россия их отдавала через офшоры. При этом страна оказалась в компании старых капиталистических держав и по другому признаку — склонности к неолиберальным реформам. Китай медленно (даже очень медленно) выстраивал социальную систему, власти России ее подтачивали и разрушали. Правящие круги не смущала культурная деградация общества, тем более что она во многом повторяла процессы в Западной Европе и Северной Америке.