Одиннадцать ведущих деятелей Японии сидели теперь за двумя расположенными параллельно столами. С одной стороны от них находился небольшой стол, покрытый парчовой скатертью с золотой каймой. Рядом с ним, исполняя роль трона, стоял простой деревянный стул с деревянными же подлокотниками. Сзади него, в качестве фона, оттенявшего присутствие императора, была развернута золотая ширма с шестью створками.
Ровно в 11:55 ночи (спустя двенадцать минут после заключительного разговора с хранителем печати Кидо), император в своем военном мундире появился из-за ширмы в сопровождении генерал-лейтенанта Хасунумы, его главного адъютанта. В то время как его подданные вставали с колен и кланялись, он занял свое место, и историческая конференция началась.
Судзуки, в полной мере ощущая важность момента, попросил секретаря зачитать Потсдамскую декларацию. Затем престарелый премьер медленно поднялся и обратился к императору:
«Высший совет по руководству войной собрался сегодня для обсуждения потсдамских условий. Несмотря на то что совет не пришел ни к какому решению, были обсуждены следующие условия:
1. Сохранение императорской формы правления.
2. Самостоятельное разоружение Японии.
3. Наказание военных преступников самими японцами.
4. Частичная и ограниченная минимальным сроком оккупация Японии.
Таковы были наши предварительные условия, которые обусловливали принятие Потсдамской декларации. Министр иностранных дел выдвинул следующее предложение.
Предложение А: „Правительство принимает Потсдамскую декларацию при условии, что она не предусматривает никаких требований по изменению статуса императора, который определяют законы страны“.
Чрезвычайное заседание правительства было проведено сегодня, и были получены следующие результаты после голосования по этому вопросу:
За предложение министра иностранных дел — 6 голосов.
За предложение, предусматривающее четыре условия, — 3 голоса.
Тех, кто воздержался, но предложивших уменьшить число условий, было 5 человек».
Адмирал сделал паузу, взглянул на Того и продолжил: «Сейчас я предоставляю слово министру иностранных дел, который обоснует выдвинутое им предложение».
Влажная жара медленно превращала помещение в настоящее пекло. Того, опустив голову, поднялся и обратился напрямую к маленькому человеку за столом, покрытым парчовой скатертью.
«Для Японии одновременно унизительно и страшно принимать Потсдамскую декларацию, — сказал он, стараясь прояснить свое личное отношение к документу. — Однако сложившиеся обстоятельства заставляют нас принять их условия. Атомная бомба и участие России в войне внезапно резко изменили ситуацию и усилили позиции противника. Больше уже невозможно надеяться на переговоры в попытке добиться более выгодных для нас условий. Особенно сейчас, когда Советский Союз прибег к оружию, переговоры стали невозможными.
Ввиду этого существует опасность, что, если предлагается много условий, все они могут быть отвергнуты полностью. Я считаю, что лучше предложить одно условие, а именно — гарантировать жизнь и безопасность императорской семьи. Теперь что касается других условий. Вопрос разоружения армии следует рассматривать во время переговоров о перемирии. Я полагаю, что у нас не остается иного выхода, как только принять оккупацию Японии и необходимость суда над военными преступниками. Народ Японии выстоит и сделает все, чтобы возродиться в будущем, если императорская семья будет и дальше жить в мире. Это мое личное мнение, что теперь мы должны сосредоточиться на одном важном деле — сохранении императорской семьи».
Затем Судзуки дал слово министру флота. Ёнаи встал и, как всегда, кратко сказал: «Я полностью согласен с мнением министра иностранных дел».
Теперь пришла очередь Анами. Военный министр был в явном напряжении. Он говорил неестественно громко, его душили эмоции. «Мое мнение явно противоположное. Прежде всего, Каирская декларация призывает покончить с Маньчжоу-Го. Оно прекратит существовать как независимое государство». Он колебался вначале, но затем привел известные ныне всем аргументы: «Если даже японское правительство примет потсдамские условия, оно должно выставить по крайней мере четыре своих условия. В случае невозможности их принятия мы должны продолжать войну. Если мы сможем нанести сокрушительный удар врагу в решительной последней битве на земле нашей родины, мы сможем добиться более выгодных условий. Это верно, что, возможно, мы не сможем добиться победы в этой битве, но и говорить о поражении рано. Я убежден, что в единстве сила, и в сражении союзники понесут большие потери. Если мы не можем остановить врага, сотня миллионов японцев с радостью предпочтут умереть, чем принять позор капитуляции, и японский народ оставит по себе память в истории».
«Мы должны признать, — заключил Анами, — что японские войска на Тихом океане никогда не примут безоговорочной капитуляции. Более того, в самой Японии много тех, кто полон решимости сражаться до последнего солдата. Если Япония капитулирует, хаос в стране неминуем!»