Капкан для Александра Сергеевича Пушкина

Как видишь, пример предков научает меня некоторой осторожности… Но что там говорить!.. Словами ничего не поможешь… Спой мне что-нибудь на счастье, Таня, – вдруг проговорил он. – Слышала, я женюсь?..

– Как не слышать? Слышала, – гортанным, цыганским говорком своим отвечала та. – Дай вам бог счастья, Александр Сергеич!

И она чуть дрогнула губами: у нее самой был «предмет», и крепко они один другого любили; но приехала из деревни жена-разлучница и увезла его… Таня очень тосковала по нему. И по-цыгански захотелось и ей вылить-выплакать горе в песне…

Оля протянула ей звонкую, изукрашенную пестрыми лентами гитару. Перебирая струны, Таня подумала и вдруг грудным, теплым голосом с характерным цыганским подвывом запела старую застольную песню:

Матушка, что во поле пыльно?

И спохватилась: не следовало бы петь ему эту песню теперь, не к добру она считается!.. Но и оборвать было уже неловко… И под рокот и стоны гитары Таня еще теплее, еще задушевнее продолжала:

Сударыня, что во поле пыльно?

Дитятко, кони разыгрались,Свет мое милое, кони разыгрались…

Грустно лилась старая песня и бередила души… И вдруг Пушкин обеими руками схватился за свою кудрявую голову и – затрясся. Нащокин сорвался с дивана и бросился к другу.

– Что с тобой, Пушкин? А?.. Пушкин… Но говори же!..

– Всю душу она мне этой песней перевернула, – воскликнул Пушкин, поднимая к ним мокрое лицо. – Какая тоска!.. Нет, не быть добру… Но, когда вино откупорено, его надо пить, хотя бы только для того, чтобы покончить с этим проклятым висеньем в воздухе…

– Это я все, дура, наделала, – сумрачно сказала Таня. – Ты не сердись, милый Александр Сергеич… Я думала угодить тебе…

– Что ты, Таня?.. Спасибо тебе от всего сердца… Напротив… Это просто… так… нагорело много… Ну, ничего. Завтра у меня мальчишник, Воиныч, смотри, приезжай!..

– Ну, разумеется…

– А теперь прощайте! – взволнованно сказал он, вставая, в голосе его что-то тепло дрогнуло, и с печальной усмешкой он прибавил: – Не поминайте лихом!

Обе цыганки нахмурились и замахали на него руками.

– Ай, какой ты… несообразный!.. Что ты, помирать, что ли, собираешься?.. Нехорошо! Вот ни за что не пошла бы я за тебя замуж!..

Он невесело засмеялся, блеснул белыми зубами в сумерках и торопливо вышел вон… И около саней задумался. На смуглом, потухшем лице была борьба.

– К Старому Вознесенью!.. – коротко бросил он кучеру. Сани с характерным весенним рычаньем на ухабах понеслись вдоль Тверского бульвара… Задыхаясь, он вбежал в переднюю.

– Наталья Николаевна?

– Пожалуйте, сударь, дома-с… – улыбнулся лакей. – Наталья Ивановна с барышнями выехали, а они дома…

Она, заслышав шум в передней и догадавшись, что это он, уже шла темным залом ему навстречу. Он схватил ее за обе руки:

– Натали, я только на минуту… – затрепетал его голос. – Слушай, пока не поздно… Может быть, нам лучше разойтись… А? Подумайте еще раз…

И он крепко сжал ее руки…

Натали – она была головой выше его, и это обоих угнетало – сперва вздрогнула, а потом молча повесила свою прекрасную голову… И в ее сердце тоже было противление против этого решения судьбы: не любила она его! Но другого ничего в виду не было. А жить в этом доме, среди этих фаворитов несчастной матери, видеть ее пьяной, в этой ужасной бедности – нет, ни за что!.. За последние месяцы она пережила много. Она была недалека и потому не мыслью, а по-женски, как-то всем нутром, поняла многое. Ее переполняла гордость, что на нее заглядываются мужчины. Из всего их обхождения с ней она узнала, что она владеет сокровищами, за обладание которыми эти сумасшедшие готовы на все. Но тут же потихоньку, полегоньку узнала, что сокровищами этими обладает не только она одна, что желающих занять первые места на жизненном пиру очень много, а мест мало, что, кроме сокровищ, надо иметь еще и свежие бальные туфельки, и перчатки, и души в деревни… А эти ужасные слухи о бедной maman!.. И получался вывод: надо во что бы то ни стало вырваться только на волю, а там будет видно…

Но вот опять и опять сомневается и он. А что, если в самом деле они на пороге страшной, непоправимой ошибки?!

– Натали…

Она подавила тяжелый вздох.

– Ах, боже мой, но чего же вы еще хотите от меня? – задрожал слезами ее голос. – Зачем вы меня… еще мучите?

И она заплакала…

– Но, Натали, я все отдаю в ваши руки, – сказал он глубоко взволнованно. – Если вы скажете, чтобы я исчез, вы никогда более не увидите меня… Я ведь знаю, что вы меня не любите, не можете любить и потому…

Она быстро вытерла слезы и вдруг охрипшим голосом зло проговорила:

– Но я же согласилась быть вашей женой! Чего вы еще от меня хотите?!.

– То, что вы умышленно не хотите понять, чего мне теперь нужно, – это-то вот хуже всего и есть, Натали… – тихо уронил он. – Но… но если вы передумаете, хотя бы за час до свадьбы, пришлите мне одно слово, и я исчезну…