Карельская тропка

И наверное, потому, что малиновое и черничное варенье не ставят на стол каждый день, и не собирают эти ягоды в большом количестве — сходят разок, может, еще и другой — и хватит. А вот бруснику и клюкву берут у нас всю осень, запасают бочками и кадушками, а потом всю зиму подают на стол моченую бруснику, клюквенную водичку-морс, клюквенные кисели, а то и пироги с моченой брусникой или клюквенным вареньем.

Бруснику собирают здесь по лесным вырубкам вокруг старых пней или по сухим моховым болотам среди невысоких, замшелых сосенок. Богатую ягоду руками берут редко, а гребут специальными совками и ссыпают, ссыпают ее в корзины и заплечники-шарабаны.

Совки для брусники либо покупают, либо делают сами, делают по-разному, но всегда стремятся к одному — совок должен быть ухватистым, ловким. Безусловно, работа с совком скора и удачна, но мне эта механизация не нравилась никогда, и, пожалуй, поэтому я ни разу не собирал бруснику впрок.

Хоть и не считался никогда по нашим местам сбор ягоды занятием исключительно женским, но у нас в семье уж так повелось: за ягоды отвечала женщина, а за грибы — мужчина. И только на клюквенные болота мы всегда отправлялись вместе, правда, для этого были и особые причины: на клюквенные болота к осени переселялись местные медведи, которых моя жена немного побаивалась.

Вокруг нашего острова малина и смородина росли непролазными чащами, а потому ни за малиной, ни за смородиной почти никогда не снаряжались отрядами — брали эту ягоду походя, между делом, ели с аппетитом и совсем мало варили варенья. А вот брусники у нас рядом не было, и за ней уходили на дальние вырубки всегда шумно, с собаками, и, конечно, к такому громкому, боевому отряду и близко не подходили никакие лесные страхи.

Уходить за брусникой шумно, с собаками было чисто женской заботой. По дороге старые женщины вспоминали, а молодые слушали самые разные рассказы о самых жутких встречах в лесу, которые и приходились обычно на самое ягодное время.

Вспоминать «жуткие встречи» обычно начинала какая-нибудь шустрая и беспокойная старушка:

— А бывало, вот идем так и собачка так впереди бежит, и только к самому пню, значит, завернули, он и стоит — страсть лесная…

— Страсть и есть страсть, другие зверюги хоть креста да бога боятся, а тот ничего, лихоманец, не признает, — добавляет женщина помоложе, еще в той полной рабочей силе, которая не уступит порой никакому мужику ни на воде, ни в лесу — ни с веслом, ни с топором в руках.

— Стоит он, страсть лесная, — шустрая старушонка беспокойно бегает глазами по сторонам, вертит головкой, нагоняя страх на себя и на своих товарок, — а мы-то не все его видим. Кто увидал, встал и со страху слова ронить не может — ушли-то в землю слова. А кто не видит еще, идет ему, нечисти, прямо в пасть…

Тут обязательно кто-нибудь боязливо ойкает, и рассказ о встрече с медведем на лесной дороге продолжается.

Такие рассказы всегда кажутся страшными, будто и придумывают их или по-своему пересказывают для того, чтобы напугать другого. И наверное, без этих рассказов не собрались бы все женщины деревни вместе, и тогда дальнюю дорогу за брусникой придется мерить одной — медведь, конечно, не съест, но куда веселей идти вместе, да и ягоду брать вместе скорей получается, а ягоды много — всем хватит.

Так и проходит у нас шумная и веселая брусничная пора, и почти тут же на смену развеселой ягоде-бруснике является уже вызревшая по болотам клюква…

Клюкву можно было собирать у нас рядом с деревней на широкой болотине, что тянется от нижнего конца острова богатым клюквенником. Но сюда, на эту болотину, наши женщины приходили лишь перед зимой, за последней ягодой, что оставалась от дачников и горожан.

Болотину у острова все наши женщины, видимо, согласно и без особых возражений отдавали приезжим людям, а сами, невзирая на лесные страхи и страсти, о которых совсем недавно рассказывали друг другу, с утра пораньше, а то и затемно незаметно расходились по своим любимым клюквенным уголкам и там, оставшись наедине с лесом, чуть ли не до ночи обирали и обирали тяжелые от ягод клюквенные кочки.

У каждой нашей женщины были свои собственные клюквенные уголки либо на лесном болотце, либо в углу заросшего озера, либо по лесному ручейку. Рвать там ягоду наши женщины не торопились, но наведываться наведывались и ждали, когда белобокой ягоды совсем не останется — когда клюква вызреет вся-вся…

Право на такие клюквенные уголки женщины друг у друга никогда не оспаривали, но особенно и не делились рассказами об урожаях в персональных владениях, хотя друг за другом внимательно следили, угадывали точно, кто сколько набрал клюквы, и всегда были готовы тут же отправиться искать подругу, если та не возвращалась из леса в положенное время…