Карлос Кастанеда, книги 1-2 (ред. В.О.Пелевин, carlitoska)

После этого я решил, что благоразумнее будет закончить на этом свое ученичество. Я никогда больше ни в чем не участвовал, хотя дон Хуан и не переставал рассматривать меня, как своего ученика. Он видел в моем уходе необходимый период переосмысления, еще один шаг в учении, который может длиться бесконечно долго. С этого времени, однако, он никогда больше не излагал свое знание.

Я написал подробный отчет о своем последнем опыте почти месяц спустя, хотя многочисленные заметки о самых ярких его моментах сделал на следующий же день в часы величайшего эмоционального возбуждения, вызванного воспоминаниями о наивысшей точке моего ужаса.

Пятница, 29 октября 1965 года.

30 сентября 1965 года я приехал повидать дона Хуана. Со мной по-прежнему случались короткие и неглубокие смещения в состояние необычной реальности, несмотря на все мои попытки покончить с ними или отбросить их, как предлагал дон Хуан. Я чувствовал, что дела мои становятся все хуже, поскольку продолжительность таких смещений все время увеличивалась. Я начал остро сознавать шум самолетов. Когда они пролетали надо мной, внимание неизбежно захватывалось шумом мотора и фиксировалось на нем до такой степени, что я ощущал, как следую за самолетом, словно я был внутри него или же летел рядом с ним. Ощущение было очень раздражающим. Неумение стряхнуть его вызывало глубокую тревогу.

Дон Хуан внимательно выслушал эти подробности и заключил, что я страдаю из-за потери души. Я сказал, что подобные галлюцинации стали возникать у меня с того времени, когда я начал курить грибы, но он настаивал, что они появились недавно. Он сказал, что раньше я просто боялся, воображая бессмысленные вещи, но что теперь я действительно околдован. Доказательством был звук улетающих самолетов, который уносил меня с собой.

— Обычно, — сказал он, — звук ручья или реки может позвать околдованного человека, который потерял свою душу, и увести его прочь к смерти.

Затем он попросил меня описать всю мою деятельность до того, как я стал испытывать такие галлюцинации. Я перечислил ему все, что я делал, так, как смог это вспомнить. И по моему рассказу он определил место, где я потерял свою душу.

Дон Хуан, казалось, был полностью захвачен этим. Состояние совершенно необычное для него. Естественно, это моментально увеличило мою восприимчивость. Он сказал, что у него нет определенной идеи относительно того, кто поймал мою душу, но кто бы это ни был, он намеревался, без всякого сомнения, либо убить меня, либо сделать меня больным. Затем дон Хуан дал мне точные инструкции относительно «боевой формы» — особой позиции тела, которую следует принять, оставаясь на благоприятном для себя месте. Я должен был поддерживать это положение тела, которое он назвал боевой формой.

Я спросил, для чего все это, и с кем я должен воевать. Он ответил, что собирается узнать, кто взял мою душу и выяснить нельзя ли вернуть ее обратно. Тем временем мне следует оставаться на «моем» месте до его возвращения. Боевая форма, сказал он, нужна для предосторожности, если что-нибудь случится в его отсутствие. Ее следовало использовать, если меня атакуют. Состояла она в следующем: нужно было похлопывать рукой по икре и ляжке правой ноги, топая, при этом, левой в своего рода танце, который я должен исполнять, встречая лицом к лицу атакующего.

Он предупредил меня, что эту форму следует принимать только в момент действительной опасности, а когда прямой опасности нет, я просто должен сидеть на своем месте, скрестив ноги. При обстоятельствах же исключительного напряжения я должен прибегнуть к одному из последних средств защиты: бросить объект во врага. Он сказал, что обычно бросают предмет силы, но поскольку я не обладаю таковым, я должен использовать любой небольшой камень, который уляжется мне в ладонь правой руки — камень, который я смогу держать, прижимая к ладони большим пальцем. Он сказал, что такая техника должна использоваться только когда я без всякого сомнения столкнусь с угрозой для жизни. Бросок должен сопровождаться боевым криком, который должен правильно направить объект к его цели. Он очень драматично рекомендовал, чтобы я был осторожен и сознателен в отношении выкрика, и не использовал его просто так, а только в условиях чрезвычайной серьезности.

Я спросил его, что он имеет в виду под условиями чрезвычайной серьезности. Он сказал, что боевой крик, это нечто такое, что остается с человеком на всю жизнь, поэтому он должен быть хорош с самого начала. А единственный способ правильно начать состоит в том, чтобы сдерживать колебания и естественный страх до тех пор, пока сила не наполнит тебя до предела, и тогда крик вырвется с силой и направлением. Он сказал, что это и есть условие чрезвычайной серьезности, необходимое для того, чтобы получился боевой крик.