Карлос Кастанеда, книги 1-2 (ред. В.О.Пелевин, carlitoska)

Напрягаясь и заставляя себя вспомнить, я был вынужден применить серию аналогий, для того, чтобы наконец понять то, что я видел. Лицо дона Хуана, например, выглядело так, как если бы оно было погружено в воду. «Вода» двигалась непрерывным потоком над его лицом и волосами. Она все увеличивала, так что я мог видеть каждую пору его кожи и каждый волосок на его голове, когда я фокусировал на этом свое внимание. С другой стороны, я видел массы материи, которые были плоскими, с большим количеством углов и краев, но они не двигались потому, что свет, который исходил от них, не мерцал.

Я спросил дона Хуана, что это были за вещи, которые я видел. Он сказал, что, поскольку это был первый раз, когда я видел как ворона, предметы были неясными и неузнаваемыми, и что позднее, с практикой, я сам смогу узнавать все. Я снова поднял вопрос различий, которые заметил в движении света.

— Живое, — сказал он, — обладает движением внутри себя, поэтому ворона легко может видеть, когда что-либо мертво или готовится умереть, потому что движение в нем останавливается или замедляется до полной остановки. Также, ворона видит, когда что-либо движется внутри себя слишком быстро, и по этому же признаку — когда движение является нормальным.

— Но что это значит, когда что-либо движется слишком быстро?

— Это значит, что ворона всегда видит чего следует избегать, а чего искать. Когда что-либо движется слишком быстро внутри себя, это означает, что оно готово яростно взорваться или броситься, и ворона будет избегать этого. Когда же оно движется внутри себя так, как надо, это приятное зрелище, и ворона будет искать его.

— Камни движутся внутри?

— Нет. Ни камни, ни мертвые животные, ни мертвые деревья. Но на них приятно смотреть. Вот почему вороны кружатся над мертвыми телами. Им нравится смотреть на них. Ни один свет не движется внутри них.

— Но когда плоть распадается, разве она не изменяется, не движется?

— Конечно она меняется, но это совсем другое движение. То, что ворона видит, это миллионы маленьких отдельных светов, двигающихся внутри плоти. Каждая из движущихся точек имеет свой собственный свет, вот почему воронам так нравится это видеть. Это действительно незабываемое зрелище.

— Ты видел это сам, дон Хуан?

— Каждый, кто научился становиться вороной, может это видеть. Ты тоже это увидишь.

В этом месте я задал дону Хуану неизбежный вопрос:

— Я действительно стал вороной? То есть любой, кто посмотрит на меня, примет меня за обычную ворону?

— Нет, ты не можешь думать так, когда имеешь дело с силами олли. Такие вопросы не имеют смысла. Вообще-то, стать вороной — самое простое из всех дел. Это почти фокус. В этом мало пользы. Как я уже говорил тебе, дымок не для тех, кто ищет силу. Он только для тех, кто старается видеть. Я научился становиться вороной, потому что эти птицы наиболее эффективны. Никакие другие птицы не беспокоят их, за исключением, может быть, более крупных орлов, если они голодны. Но вороны летают стаями и могут защитить себя. Люди тоже не беспокоят ворон, и это важный момент. Любой человек заметит орла, особенно необычного орла, или какую-нибудь другую крупную необычную птицу, но кому есть дело до ворон? Ворона в безопасности. Она идеальна по размерам, она может проникать в любое место, не привлекая внимания. С другой стороны, можно стать львом или медведем, но это довольно опасно. Такие существа слишком велики, слишком много требуется энергии, чтобы превратиться в них. Можно еще стать ящерицей, или тараканом, или даже муравьем, но это еще более опасно, поскольку крупные животные охотятся за мелкими.

Я стал спорить, утверждая, что его слова означают возможность действительного превращения в ворону, в таракана или в кого-либо еще, но он настаивал на том, что я не понимаю.

— Нужно очень долгое время, чтобы научиться действительно быть вороной, — сказал он, — но ты не меняешься и не перестаешь быть человеком. Это нечто другое.

— Можешь ты мне сказать, что это такое — нечто другое, дон Хуан?

— Возможно, сейчас ты уже знаешь это сам. Наверное, если бы ты так не боялся сойти с ума или потерять свое тело, ты понял бы этот чудесный секрет. Вероятно, тебе придется ждать до тех пор, пока ты не потеряешь свой страх, для того, чтобы понять, что я имею в виду.

11

Последнее переживание, которое я описал в своих полевых тетрадях, имело место в сентябре 1965 года. Оно стало последним уроком дона Хуана. Я назвал его «специальным состоянием необычной реальности», потому что оно не было результатом действия тех растений, которые я использовал раньше.

Очевидно, дон Хуан вызвал его, искусно манипулируя намеками относительно самого себя. Другими словами, он вел себя таким манером, и так ловко, что произвел ясное и устойчивое впечатление, что он в действительности не он, а кто-то ему подражающий. В результате я испытал глубокий внутренний конфликт. Я хотел верить, что передо мной дон Хуан, и все же я не мог быть в этом полностью уверен. Следствием конфликта был осознанный ужас, столь острый, что мое здоровье расстроилось на несколько недель.