— Ты знаешь, дурак, — сказал он неумолимо и затем улыбнулся. — Это напоминает мне случай, когда кто-то посадил малыша Хулио на комбайн; он знал, как вести его, хотя никогда не пробовал.
— Я знаю, что ты имеешь в виду, дон Хуан, однако чувствую, что не смогу сделать это снова, потому что не уверен в том, что делал.
— Липовый маг пытается объяснить все в мире объяснениями, в которых не уверен, — сказал он, — поэтому все для него является колдовством. Но только ты не лучше. Ты тоже хочешь объяснить все своим способом, но точно так же не уверен в своих объяснениях.
8
Дон Хуан неожиданно спросил меня, планирую ли я уезжать домой в конце недели. Я сказал, что намеревался уехать в понедельник утром. Мы сидели под его рамадой в середине дня в субботу, 18 января 1969 года, отдыхая после долгой прогулки по окрестным холмам. Дон Хуан встал и вошел в дом. Немного погодя он позвал меня внутрь. Он сидел посреди комнаты; мою соломенную циновку он положил перед собой. Он предложил мне сесть и, не говоря ни слова, достал свою трубку, вынул ее из мешочка, наполнил чашечку своей курительной смесью и зажег. Он даже успел принести в комнату глиняный поднос, наполненный мелкими углями.
Он не спросил меня, хочу ли я курить, а просто вручил мне трубку. Я не колебался. Дон Хуан определил мое настроение верно: мое непреодолимое любопытство к стражу, должно быть, было очевидным. Я не нуждался в уговорах и нетерпеливо выкурил трубку.
Я ощутил то же, что и раньше. Также и дон Хуан действовал в очень похожей манере. На этот раз, однако, вместо того, чтобы помогать мне, он велел только опереться правой рукой на циновку и лечь на левый бок. Он предложил, чтобы я сжал кулак, если это даст мне лучший упор.
Я сжал кулак правой руки, найдя, что это легче, чем поворачивать ладонь на полу, когда на нее приходится весь вес. Спать не хотелось; некоторое время мне было очень тепло, а затем я потерял всякие чувства.
Дон Хуан лег на бок напротив меня; его правое предплечье опиралось на локоть и подпирало голову подобно подушке. Все было совершенно спокойно, даже мое тело, которое к этому времени уже потеряло тактильные ощущения. Я чувствовал себя очень довольным.
— Чудесно, — сказал я. Дон Хуан поспешно встал.
— Не смей начинать с этой чепухи, — сказал он с силой. — Не говори. Говоря, ты совершенно потеряешь энергию, и тогда страж раздавит тебя, как ты прихлопываешь комара.
Он, должно быть, подумал, что его аналогия была забавной, потому что начал смеяться, но внезапно остановился.
— Не разговаривай, пожалуйста, не разговаривай, — сказал он с серьезным выражением лица.
— Я не собирался ничего говорить, — сказал я, и действительно я не хотел говорить этого.
Дон Хуан встал. Я видел, как он ушел за дом. Мгновением позже я заметил, что на мою циновку сел комар, и это наполнило меня такой тревогой, какой я не испытывал никогда. Это была смесь приподнятого настроения, страдания и страха. Я полностью осознавал, что передо мной должно было появиться нечто трансцендентальное — комар, который охранял другой мир. Это была нелепая мысль; мне захотелось громко захохотать, но затем я понял, что приподнятое настроение отвлекает меня и я могу упустить стадию перевоплощения, которую собирался изучить. Во время своей предыдущей попытки увидеть стража я смотрел на комара сперва левым глазом, а затем почувствовал, что стою и смотрю на него обоими глазами, но не заметил, как произошел этот переход.
Я увидел комара, кружащегося над циновкой перед моим лицом, и понял, что смотрю на него обоими глазами. Он подлетел очень близко; с какого-то момента я больше не мог видеть его обоими глазами и стал смотреть левым глазом, который был на уровне земли. В то же мгновение, когда я изменил фокус, я почувствовал, что выпрямился в вертикальное положение и смотрю на неправдоподобно огромное животное. Оно было блестяще-черным. Его перед был покрыт длинными черными волосами, которые выглядели как шипы, проходящие сквозь трещины какой-то блестящей, лоснящейся чешуи. Волосы были расположены пучками. Его тело было массивным, толстым и круглым. Его крылья были широкими и короткими по сравнению с длиной тела. У него были два белых выпуклых глаза и длинное рыло. На этот раз животное было похоже больше всего на аллигатора. У него, казалось, были длинные уши или, возможно, рога, и оно истекало слюной.
Я изо всех сил старался удерживать на нем свой пристальный взгляд и затем полностью осознал, что не могу смотреть на него так, как обычно смотрю на вещи. Мне пришла в голову странная мысль: глядя на тело стража, я чувствовал, что каждая отдельная часть его была независимо живой, как живы человеческие глаза. Тогда я понял первый раз в жизни, что глаза были единственной частью человека, которая могла показать мне, жив он или нет. Страж, с другой стороны, имел «миллион глаз».