Два дня спустя, 17 декабря 1969 года, дон Хуан очень небрежным тоном сказал, что я знаю все детали и необходимые техники для того, чтобы пойти в холмы самому и получить предмет силы — ловца духов. Он побуждал меня идти одному и утверждал, что его общество только помешало бы мне.
Я был готов отправиться, когда он, казалось, передумал.
— Ты недостаточно силен, — сказал он. — Я пойду с тобой к подножию холмов.
Когда мы были в небольшой долине, где я видел союзника, он издалека оглядел ту часть местности, где было образование, названное мною дырой в холмах, и сказал, что нужно идти еще дальше на юг, в отдаленные горы. Жилище союзника было самой дальней точкой, которую мы могли видеть через дыру.
Я посмотрел на это образование — все, что я различил, было голубоватой массой отдаленных гор. Он повел меня, однако, в юго-восточном направлении, и через несколько часов ходьбы мы достигли точки, которая, как он сказал, была «достаточно далеко» в принадлежащей союзнику местности.
Когда мы остановились, был день. Мы сели на какие-то камни. Я был усталым и голодным; все, что я съел за день, — это несколько лепешек, запитых водой. Дон Хуан внезапно встал, посмотрел на небо и тоном команды велел мне отправляться в наиболее благоприятном для меня направлении, уверившись, что я смогу вспомнить это место, чтобы вернуться сюда, когда все будет кончено. Он успокаивающе сказал, что будет ждать меня, если понадобится, всю вечность.
Я с тревогой спросил, считает ли он, что поиск ловца духов может отнять много времени.
— Кто знает? — сказал он, таинственно улыбаясь.
Я пошел к юго-востоку, пару раз обернувшись, чтобы поглядеть на дона Хуана. Он очень медленно шел в противоположном направлении. Взобравшись на вершину большого холма, я посмотрел на дона Хуана еще раз; он был метрах в двухстах. Он не оборачивался ко мне. Я сбежал вниз, в небольшую чашеобразную впадину между холмами, и внезапно обнаружил, что остался один. На секунду я присел и стал размышлять, что я здесь делаю. Мне казалось смешным искать ловца духов. Я побежал обратно на вершину холма, чтобы лучше увидеть дона Хуана, но не заметил его нигде. Я сбежал к подножию холма в направлении, где последний раз видел его. Я хотел прекратить все это и уехать домой, да и чувствовал себя довольно глупо и был усталым.
— Дон Хуан! — кричал я снова и снова.
Его нигде не было видно. Я снова взбежал на вершину другого высокого холма, но оттуда тоже его не увидел. Я бегал везде, высматривая его, но он исчез. Вернувшись, я пришел назад к первоначальному месту, где мы расстались. У меня была нелепая уверенность, что я найду его сидящим там и смеющимся над моей непоследовательностью.
— Какого дьявола я ввязался во все это?! — сказал я громко.
Но я уже знал, что нет никакого способа остановить начатое. Я действительно не знал, как вернуться к машине. Дон Хуан много раз менял направление движения, а общей ориентации по сторонам света было недостаточно. Я боялся заблудиться в горах. Я сел и первый раз в жизни испытал странное чувство, что обратного пути к исходной точке на самом деле не было никогда. Дон Хуан говорил, что я всегда настаиваю на том, чтобы начинать с начала, тогда как в действительности начала не существует. И там, среди этих гор, я понял, что он имел в виду. Это было так, как будто отправной точкой всегда был я сам; как будто дона Хуана никогда на самом деле не было; и когда я начал искать его, он стал тем, чем по-настоящему был — мимолетным образом, который исчез за холмом.
Я услышал тихий шелест листьев, и меня окутал незнакомый аромат. Я почувствовал тихое гудение давящего на мои уши ветра. Солнце, приближавшееся к смыкающимся в оранжевую полосу облакам у горизонта, исчезло за тяжелым покровом низких туч, а момент спустя появилось снова, подобное плывущему сквозь туман малиновому шару. Казалось, солнце пытается попасть в просвет голубого неба, но тучи не дают ему времени, а затем оранжевая полоса и темные силуэты гор поглотили его.
Я лег на спину. Мир вокруг меня был таким спокойным, таким безмятежным, но в то же самое время таким чуждым, что это ошеломило меня. Я не собирался плакать, но слезы потекли сами.
Я оставался в этом положении несколько часов. Я был почти не способен встать. Камни подо мною были твердыми; там, где я лежал, почти ничего не росло, а вокруг были густые зеленые кусты. Я мог видеть верхушки деревьев на восточных холмах.
Наконец стало довольно темно. Я почувствовал себя легче; я был почти счастлив. Полутьма была для меня намного более успокоительной и защищающей, чем резкий дневной свет.