Карлос Кастанеда, книги 1-3

Он подвинул ко мне большую ступку, и я начал дробить корень тем же способом, каким он готовил первую порцию. Он руководил моими действиями в том же порядке, и опять мы оставили измельченный корень вымачиваться в воде, выставленной на ночной воздух. К тому времени кипящая смесь в глиняном горшке загустела. Дон Хуан снял горшок с огня, положил его в сетку и подвесил к потолку в центре комнаты.

Примерно в 8 часов утра 17 апреля мы с доном Хуаном начали «отмывать» экстракт корня водой. Был ясный солнечный день, и дон Хуан истолковал хорошую погоду как знак того, что я нравлюсь траве дьявола. Он сказал, что рядом со мной ему приходится только сожалеть, какой злой она была с ним. Процедура отмывания экстракта корня была той же самой, что я наблюдал при изготовлении первой порции. В конце дня, после того как верхняя вода была слита в восьмой раз, мы получили ложку желтоватой субстанции на дне чашки.

Мы вернулись в его комнату, где еще оставались два мешочка, которые он не трогал. Он открыл один из них, сунул в него руку и другой рукой обернул края мешка вокруг запястья. Он, казалось, что-то хватал, судя по движениям его руки внутри мешка. Внезапно, быстрым движением он стянул мешок с руки, вывернув его как перчатку, и поднес руку вплотную к моему лицу. Он держал ящерицу. Ее голова находилась в нескольких дюймах от моих глаз. Что-то странное было у нее со ртом. Я вгляделся на секунду и, разобравшись, невольно отшатнулся. Рот ящерицы был зашит грубыми стежками. Дон Хуан велел мне держать ящерицу в левой руке. Я схватил ее. Она извивалась в кулаке. Меня охватило отвращение, подступила тошнота. Руки мои сразу вспотели.

Он взял последний мешок и, повторив те же движения, вытащил еще одну ящерицу. Так же подержал ее около моего лица. И я увидел, что у нее сшиты веки. Он велел мне держать эту ящерицу в правой руке.

Когда обе ящерицы оказались у меня в руках, я был почти в обмороке. Желание бросить ящериц и бежать прочь было непреодолимым.

— Не задави их, — сказал дон Хуан, и его голос вернул меня к происходящему, что было очень кстати. Он спросил, что со мной неладно. Пытаясь быть серьезным, все же он не выдержал и рассмеялся. Я попробовал ослабить свою хватку, но ладони так сильно вспотели, что ящерицы начали выскальзывать из них. Их маленькие острые коготки царапали мне руки, вызывая невероятное отвращение и тошноту. Я закрыл глаза и стиснул зубы. Одна из ящериц уже вылезала мне на запястье. Ей оставалось только вытащить голову, зажатую у меня между пальцами, — и она была свободна. Я испытывал непередаваемое физиологическое отчаяние и крайнее неудобство. И сквозь зубы прорычал дону Хуану, чтобы забрал у меня проклятых тварей. Голова моя непроизвольно тряслась. Он посмотрел на меня с любопытством. Я ревел в эту минуту как медведь, сотрясаясь всем телом. Он бросил ящериц обратно в их мешки и захохотал. Мне тоже хотелось смеяться, но этому помешали неполадки в животе. Я лег.

Я объяснил ему, что так на меня подействовало царапанье их коготков. Он сказал, что есть множество вещей, способных свести человека с ума, особенно если у него нет решимости и целеустремленности в учении. А если есть у человека ясное несгибаемое намерение, то чувства никогда не будут препятствием, потому что он в состоянии их контролировать.

Дон Хуан какое-то время подождал, а затем, повторяя все прежние движения, вручил мне ящериц снова. Он велел держать их головами вверх и, мягко поглаживая ими по вискам, спросить у них что-нибудь, что я хочу узнать.

Сначала я не понял, чего он от меня добивается. Он снова предложил задать ящерицам любой вопрос, какой я не могу решить сам. И привел несколько примеров: можно разузнать о людях, которых я давно не видел, или о потерянных вещах, или о местах, где я не бывал. Тогда я понял, что он говорит о ворожбе, и очень возбудился. Сердце заколотилось. Я почувствовал, что у меня перехватывает дыхание.

Он предупредил, чтобы в первый раз я не задавал личных вопросов; сказал, что лучше подумать о чем-либо, меня не касающемся. Думать нужно быстро и отчетливо, потому что потом не будет возможности переменить свои мысли.

Я лихорадочно стал искать, что бы такое мне хотелось узнать. Дон Хуан нещадно подгонял меня, и я поразился тому, что не могу придумать, о чем «спросить» ящериц.

После мучительно долгого ожидания кое-что пришло мне на ум. Не так давно из читального зала была украдена большая пачка книг. И неизвестно, кто это сделал. Вопрос не был личным, и все же он меня занимал. У меня не было никаких предварительных соображений относительно лица или лиц, взявших книги. Я потер ящерицами виски и спросил их, кто был вором.