Карлос Кастанеда, книги 1-3

Я звал на помощь дона Хуана. Один раз я даже взвыл в полный голос, но дон Хуан не двинулся. Он продолжал искоса смотреть на меня, как если бы ему не хотелось поворачивать голову, чтобы взглянуть прямо. Я сделал было к нему шаг, но вместо того, чтобы двинуться вперед, качнулся назад и упал на стену. Я знал, что спиной столкнулся с ней, но не ощутил ее твердости; я целиком погружался в мягкое губкообразное вещество — это была стена. Руки остались вытянутыми в стороны, а все тело как будто медленно тонуло в стене. Я мог только смотреть вперед, в комнату. Дон Хуан по-прежнему наблюдал за мной, но не предпринял ничего, чтобы мне помочь. Я сделал сверхусилие, пытаясь выдернуть свое тело из стены, но оно тонуло все глубже и глубже. С неописуемым ужасом я чувствовал, как губкообразная стена смыкается на моем лице. Попробовал закрыть глаза, но они не закрывались.

Я не помню, что случилось дальше. Внезапно дон Хуан оказался уже передо мной, очень близко. Мы были в другой комнате. Я видел стол и огонь в глиняной печи, а краем глаза разглядел ограду за домом. Все было видно очень ясно. Дон Хуан принес керосиновую лампу и повесил ее в центре комнаты. Я попытался взглянуть в другую сторону, но мои глаза были способны смотреть только вперед. Я не мог отличить или почувствовать ни одну из частей своего тела. Дыхание тоже было неощутимым. Но вот мысли мои были исключительно ясны. Я отчетливо сознавал все, что происходило передо мной. Дон Хуан подошел ко мне, и ясность мыслей исчезла. Что-то словно остановилось во мне. Мыслей не было вообще. Я увидел приближающегося дона Хуана и возненавидел его. Хотелось разорвать его на части. Я был способен убить его тогда, но не мог двинуться. До того я смутно ощущал какое-то давление на голову, но и оно исчезло. Осталось только одно — всепоглощающий гнев на дона Хуана. Я видел его в нескольких дюймах от себя. Я хотел рвать его. Наверное, я рычал. И что-то во мне начало содрогаться. Я услышал, что дон Хуан говорит со мной. Его голос был мягким, успокаивающим, и меня охватило бесконечное удовольствие. Он подошел еще ближе и начал читать испанскую колыбельную.

«Госпожа святая Анна, почему дитя плачет? Из-за потерянного яблока. Я дам тебе яблоко. Я дам тебе два. Одно для мальчика, другое для тебя (Senora Santa Ana, porque Uora el nino? Рог una manzana que se le ha perdido. Yo le dare dos. Yo le dare dos. Una para el nino у otra para vos)». Меня будто пронизало теплом. Это была теплота сердца и чувств. Слова дона Хуана были далеким эхом. Они поднимали далекие воспоминания детства.

Ненависть, которую я перед тем испытывал, исчезла. Негодование сменилось любовью — радостным притяжением к дону Хуану. Он сказал, что я должен стараться не заснуть, что у меня больше нет тела и я могу превратиться во что захочу. Он отступил назад. Мои глаза находились на нормальном уровне, как если бы я стоял рядом с ним. Он протянул обе руки ко мне и велел мне войти в них.

То ли я двинулся вперед, то ли он подошел ближе ко мне. Его руки были почти на моем лице — на глазах, хотя я их и не чувствовал.

— Зайди ко мне в грудь, — услышал я его голос. Возникло ощущение, что он вбирает меня. То же самое ощущение, что и с губкообразной стеной.

Потом я слышал только его голос, приказывающий мне смотреть и видеть. Его самого я уже не мог различать. Мои глаза были, вероятно, открыты, так как я видел вспышки света на красном фоне. Как будто я смотрю на свет сквозь сомкнутые веки. Вслед за этим снова включились мои мысли. Они вернулись тесным нагромождением картин — лица, сцены. Сцены появлялись и исчезали без всякого порядка. Это было подобно быстрому сновидению, где картины наплывают и сменяются одна другой. Затем мысли стали убывать по количеству и интенсивности и скоро исчезли совсем. Осталось лишь осознавание взволнованности, счастья. Я не мог различить каких-либо форм или света. И внезапно меня вытолкнуло на поверхность. Я определенно чувствовал, что меня куда-то поднимает. Я был свободен и двигался с огромной скоростью, словно в воде или в воздухе. Я плавал как угорь. Извивался, и крутился, и взмывал, и опускался совершенно произвольно. Холодный ветер дул отовсюду вокруг меня, и я начал парить, как перышко, вперед и назад, вниз, и вниз, и вниз.

Суббота, 28 декабря 1963 года

Я пробудился вчера во второй половине дня, мирно — по словам дона Хуана, — проспав почти двое суток. Голова моя раскалывалась. Я выпил воды, и мне стало нехорошо. Я чувствовал себя усталым, чрезвычайно усталым, и после еды лег спать снова.

Сегодня я уже полностью отдохнул. Мыс доном Хуаном обсудили мой опыт с дымком. Думая, что он ждет от меня целой истории — так, как это было всегда, — я начал описывать свои впечатления, но он остановил меня, сказав, что этого не нужно. Так как в действительности я ничего не сделал и сразу заснул, то и говорить было не о чем.

— А как с тем, что я чувствовал? Разве это совсем не важно? — настаивал я.

— Нет. С дымком — не важно. Позднее, когда ты научишься путешествовать, мы поговорим. Когда ты научишься проникать внутрь вещей.