Она снова перевела взгляд на Найджа, уставившегося на стену, точно считая нарисованные там еловые ветви. Колдун не ответил, – и Таша запоздало осознала, что эта тема причиняет ему боль, которую нельзя истолковать двояко.
Однако вопрос уже прозвучал.
– Он не любил говорить о её матери. И вообще о своей семейной истории. – Алексас отступил от окна, чтобы облокотиться на спинку ближайшего кресла. – Герланд явился ко двору покойного короля Ралендона, твоего деда, за несколько лет до восстания. С крохотной дочерью на руках.
– Всегда подозревал, что это из-за её рождения Герланду пришлось покинуть родные леса, – пробормотал Найдж едва слышно. – Всё надеялся как-нибудь выяснить это у Бэрри, но она и сама не знала, наверное.
– Герланд принёс твоему деду клятву верности, став его кеаром, – продолжил Алексас. – Тогда и познакомился с другими его верноподданными, а впоследствии вместе с ними бежал в Подгорное королевство… с теми, кто уцелел. И именно Герланд подал идею создать Венец. Большинство беглецов собиралось просто прятаться, но Герланд хотел сражаться и свергнуть узурпатора.
– Не могу представить Герланда, влюблённого в смертную, – сказала Таша. – С его-то презрением к людям.
– Представить любого другого альва в такой ситуации ещё труднее, – хмыкнул Алексас. – Альвы любят один раз за всю свою вечную жизнь. У них может быть лишь один избранник, предназначенный им самой судьбой. Когда они встречают своего единственного, между ними мгновенно создаётся нерушимая связь… как если бы две половины когда-то разъединённой души вновь стали единым целым. Но загвоздка в том, что человек просто не может стать ласталиэ альва – если верить самим альвам, конечно.
– Ласталиэ?..
– Так альвы называют своих избранниц. При этом они утверждают, что их дети рождаются исключительно по любви. И что ребёнок альва может появиться только в союзе с ласталиэ. Но, учитывая всё вышесказанное, в чём-то они определённо лгут.
– Столько уже погибло из-за этой мрази на троне, – вдруг произнёс Найдж негромко и ровно. Он снова смотрел на люк, и квадрат голубого неба отражался в его глазах. – Бэрри. Старшие Сэмперы. Мой наставник. Все, кого поглотил огонь в штаб-квартире. И Джеми… в конечном счёте. – Губы Найджа впервые с начала этой беседы тронула улыбка, но столь горькая, что Таша предпочла бы её не видеть. – Всегда думал, что он станет самым молодым магистром из всех, кого я знал. С таким-то потенциалом, жаждой знаний, страстью к самосовершенствованию…
Когда Алексас поморщился, Таша сперва решила, что причина тому разговор, сделавшийся почти невыносимым, но её рыцарь лишь постучал пальцем по виску:
– Герланд вызывает. Амулеты готовы.
– Какие амулеты?
– Немного терпения, моя королева. Я как раз отправляюсь за ними.
Пока Алексас пружинистым шагом покидал гостиную, Таша думала о том, что зов Герланда – идеальный повод уйти от разговора, который всё же стал невыносимым не только для неё. И что даже если мифические амулеты ещё не готовы, её рыцарь скорее подождёт
…хотелось бы ей, чтобы не только он держал её, пока она плачет, но и наоборот.
– Береги его, – произнёс Найдж внезапно, вместе с ней глядя в закрывшуюся дверь.
Таша повернулась к нему, сбитая с толку как словами, так и тоном, которым они были высказаны:
– Что…
– Ты знаешь, что такое любить младшего брата. Сестру – в твоём случае. Что значит быть готовым ради него на всё. Так ты любишь свою Лив. Так Алексас любил Джеми. – Найдж посмотрел на неё, и этот взгляд тоже был из тех, что Таша предпочла бы не видеть никогда. – Представь себе, что Алексас должен чувствовать, потеряв его.
Ей не надо было представлять.
Ей достаточно было вспомнить.
– Я… знаю.
– Теперь представь, что Алексас должен чувствовать, понимая, что сам убил его.
Она рефлекторно отступила назад – двумя маленькими шагами, точно они могли помочь ей убежать от жестокой истины.
– Это не…
– Знаешь, как заканчивается Двоедушие? Они борются друг с другом какое-то время. Души, сознания. Но борьба неосознанная: ты не можешь принимать решений, не можешь уступить другому. Выигрывает тот, кто сильнее. Беспристрастный, абсолютный результат. Сильный поглощает слабого. Ничего личного.
Таше вспомнилась разбитая чашка на полу.
– Алексас…
– Он выиграл. Он был сильнее. И этим убил брата, за которого, не задумываясь, отдал бы жизнь. Если б Алексас мог выбирать, он ушёл бы сам, но выбора ему не дали. И до конца жизни он будет винить себя в том, что живёт… живёт в теле брата, когда-то своей жертвой подарившего ему шанс.