Карнавал лжи

Его слова проникают в душу и разум, ищут лазейки сомнений, нашёптывают, что его правда действительно имеет право существовать. Его вера – не слепые догмы, она подкреплена логикой жёсткой, как броня; и эту броню невозможно пробить – лишь смять целиком, вместе со всем, что за ней скрывалось, но сейчас они не на Равнине, и таких сил в Таше нет…

– Смотрю, испортил тебе настроение. Прости. – Он улыбается – до боли человечно, с теплом и печалью, которые ей так странно видеть на его лице. – Наши встречи вечно оканчиваются не так, как хотелось бы.

– Хоть это идёт не по твоему плану.

– И потому с тобой так интересно.

– Ты уже знаешь, что я собираюсь делать?

– Что ты направляешься к моей сестре? – Он отводит ладонь в сторону, и озеро с тихим плеском принимает падающую гальку в себя. – Можешь не бояться. Твои расчёты верны. Я не допущу, чтобы ты погибла… тем более от её руки.

Той же ладонью он успевает перехватить Ташины пальцы, когда девушка одним прыжком сокращает разделявшее их расстояние и тянется к его капюшону.

– Тебе так важно это знать? – бесстрастно спрашивает он, окольцовывая её запястья.

Она пытается вырваться – тщетно – и застывает, вскинув голову:

– Не считаешь, что врага нужно знать в лицо?

Он смеётся, не улыбаясь. Тихим, с капелькой горечи смехом, который тоже невероятно странно слышать из его уст. На таком расстоянии, когда её ладонь почти касается его щеки, она должна разглядеть хоть что-то – но вместо глаз, носа, лба видит один лишь непроницаемый мрак: условность сна, предусмотренная его творцом.

– Я не враг тебе. Ты поймёшь это… однажды. – Ташины глаза ширятся в изумлении, когда его большой палец скользит по тыльной стороне её ладони: лаской столь лёгкой и короткой, что её можно принять за случайное движение. – Ты увидишь моё лицо. Ты узнаешь, кто я. В своё время. Обещаю. А теперь пора просыпаться.

Небо, озеро и зелёные холмы растворяются в чёрной мгле, а потом…

Таша уставилась в темноту, чуть рассеянную лунными лучами, лёжа в знакомой кровати с балдахином.

Память услужливо выдала воспоминания о ментальной пытке, пока сон рассыпался клочками, словно туман поутру.

Итак, она в своей комнате. В штанах и рубашке, зато босая. И уже ночь… и вроде бы все воспоминания на месте. Или она просто не понимает, чего лишилась? Но помнит же она о «процедуре»…

Таша внезапно осознала, что темноту рассеивают вовсе не лунные лучи. На потолке играли странные блики – и, взглянув туда, где мог находиться источник света, она увидела птицу. Маленькую, вроде воробья, полупрозрачную, сотканную из тончайших нитей голубого света. Птица порхала под люстрой, оставляя за собой шлейф мерцающих искр, но, когда Таша села в постели, подлетела ближе.

Девушка протянула руку: птица опустилась на подставленную ладонь, едва ощутимо кольнув кожу холодом призрачных лапок.

– И что ты такое?..

Словно отвечая на вопрос, птица взмахнула крыльями и взмыла снова, порхнув к двери. Вылетела из комнаты прямо сквозь дерево, оставляя за собой путеводный след из искр, лунной пудрой повисавших в воздухе, не торопясь таять.