Карнавал лжи

– Когда у тебя будет любовный опыт – поймёшь, – снисходительно бросает Таша, листая до следующей загнутой странички. Сама она подобным опытом, правда, пока тоже не умудрена… но представить себя на месте героев, вынужденных выбирать между счастьем близкого человека и осуждением общества, могла легко. – «Любви, огня и кашля от людей не утаишь».

– Опять про любовь?!

– Бее, – смешно морщась, подтверждает Лив.

– Любовь – двигатель жизни, – замечает Арон, переступая порог. Он всегда знал, когда дети сидят без дела, и в таких случаях всегда входил в комнату без стука. – Всё в этой жизни делается ради любви, пусть иногда это любовь не к одному человеку, но к людям вообще. Или к деньгам. Или к некоей далёкой цели… если говорить о людях, которые двигают историю.

– Любовь к деньгам – не настоящая любовь, – заявляет Лив, бесцеремонно вскарабкиваясь на колени Джеми.

– О, у тех людей, о которых я говорю, это даже не любовь. Это страсть, мания… которые всё же суть разновидности любви, пусть и фальшивой. – Арон присаживается на кровать рядом с потеснившейся Ташей. – Всё дело лишь в том, что для чувств своих они избирают неверный объект поклонения.

Джеми сосредоточенно грызёт губы, прежде чем вскинуть голову:

– Святой отец, я тут заглядывал в учебник истории и наткнулся на раздел про свержение амадэев…

Таша поспешно садится. Хотя, возможно, ей только чудится, что светлые глаза приёмного отца темнеют.

– Не сомневаюсь, – произносит Арон, пока снежинки тают на его плечах. – Великая глава нашей истории. Повествующая о том, как шестеро алчных и властолюбивых мерзавцев были убиты, несмотря на упорное сопротивление и Адамант, сожжённый в ходе битвы.

– Я подумал…

– Что мне пора рассказать историю до конца?

Под взглядом амадэя Джеми едва заметно съёживается:

– Простите, я не хотел…

– Не волнуйся. Дерзостью не сочту. – Арон отворачивается, глядя в тёмное окно. – Стало быть, тебя интересует та ночь.

Мальчишка опасливо кивает.

Пристроившись под бок к амадэю, Таша по-кошачьи бодает его лбом в плечо: не желая оставлять Арона наедине с тем, что сейчас всплывает из недр его тысячелетней памяти.

Приобняв её рассеянным, едва ли осознанным жестом, какое-то время амадэй молчит.