Карнавал лжи

«Я думала об этом. Если бегство Кэйрмиль и Картера можно обосновать, то каким образом из замка сумели выбраться Кира и Тальрин… А их хватятся обязательно и быстро… – Таша стряхнула катышки с одеяла, точно вместе с ними могла избавиться от тяжести, гадюкой свернувшейся в груди. – Мы не можем навлекать на себя подозрения. Подставлять под удар Венец. Рисковать тем, что нас разоблачат и убьют прежде, чем мы выберемся и расскажем миру, что ему грозит».

…ради того, чтобы Врата остались закрытыми, стоит рискнуть не только своими жизнями, но и чужими. Что куда тяжелее.

Перед глазами вдруг всплыло лицо Лиара, полускрытое капюшоном. То, которое она видела во сне, когда у озера он говорил ей, что тьма и свет – стороны одной медали. Теперь и ей, Таше, предстоит бросить монетку на каждую чашу весов. Смириться с меньшим злом, дабы предотвратить большее. Добавить в этот мир капельку тьмы, чтобы он не погрузился в неё целиком.

Ненавижу тебя, подумала Таша устало.

Ненавижу тебя, враг мой. За всю боль, что причинил мне и другим. За то, что я надеюсь на твою помощь, если мне будет угрожать смерть. А больше всего – за то, что ты прав.

Бывают моменты, когда твою правду жизни действительно невозможно осуждать.

«Это мудро, моя королева. – Алексас смотрел на неё неотрывно и мягко. – Ставки слишком высоки».

Скинув сапоги, Таша забралась под одеяло. Натянула его по самый нос, передёргиваясь от холодной дрожи.

Снова взялась за подвеску.

Сказать последующее вслух она не решилась бы. Но это слишком ощутимо разъедало её изнутри, просясь быть высказанным.

«Если всё так, как сказал Андукар… Если Врата действительно под Клаусхебером… Если Лиар привёл нас с Ароном в Пвилл, чтобы мы разоблачили Кэйрмиль и помогли Леограну стать новым герцогом… – Таша закрыла глаза. – Лиар ведь тоже должен помнить, где именно находились Врата».

«И что?»

«Выходит, всё это время он пытался не только возвысить меня, но и спасти мир? Уберечь человечество… Делать то, что и положено амадэю. – Она повернулась на бок, свернувшись калачиком, обняв руками часть одеяла, словно плюшевого зайца в детстве. Как будто это могло вернуть её в простой, понятный, безопасный мир маленькой Таши, ещё носившей фамилию Фаргори, не знавшей ничего, кроме тихой жизни в яблоневом саду. – А было так удобно считать его чудовищем».

О сказанном зазеркальной тенью, добавлявшем дополнительные причины для сомнений, Таша и вовсе предпочитала не думать. Не сейчас. Пока ей хватало остальных, и так вдребезги разбивавших сложившиеся представления о происходящем.

Хорошо ещё, что Алексас тоже решил к этому не возвращаться.

В темноте перед закрытыми веками, манившей вымотанное тело в беспамятство, Таша услышала, как стих негромкий перестук янтарных бусин.

– Просто чудовища бывают разными, – сказал Алексас.

…отдаваясь во власть убаюкивающей тьмы, Таша ещё успела почувствовать, как он снова ложится рядом, обнимая её, прижимая к себе крепко и бережно. Куда крепче, куда бережнее, чем маленькая Таша – самые любимые свои игрушки. И снова не стала ни препятствовать этому, ни отстраняться, вдруг вспомнив горькую улыбку, мелькнувшую на его губах, пока они поднимались по лунной лестнице и говорили о Двоедушии. Улыбку, которую можно было трактовать по-разному, но легче всего было объяснить горечью от мысли, приходившей и в Ташину голову.

Они оба отдали бы всё, чтобы вернуть Джеми. Но в такие моменты, как сегодня, – и в такие моменты, как сейчас, – он всегда будет незваным, нежеланным третьим.

* * *

Лив ненавидит это. Ненавидит черноту, в которую проваливалась без возможности выбраться по собственной воле. Ненавидит странную музыку, звучащую в эти мгновения в её голове.

Хотя она сама в этот миг находится в своей голове. Вся она.