Карнавал мистических историй

— Значит, накажем! — в звонком женственном голосе папы сейчас прозвучала сталь.

— Я вас на куски порву и сожру! Не на того полезли! — разъярился врач, и тут в одно мгновение его халат треснул, штаны лопнули по шву, свитер разорвался. И вот уже мама с папой окружают настоящее страшилище.

От былой человеческой внешности врача осталась только голова, на которой рот растянулся, словно резиновый, образовав пасть, полную тонких и острых зубов. А тело всё раздулось, набухнув, как на дрожжах, и извивались на коже ворсинки, резко потянувшиеся в сторону мамы и папы, опутывая их сетью из плотных и длинных ворсинок — червяков.

— В мешок его, живо! — приказал папа голосом звонким, но твёрдым и совершенно мужским.

— Ага! — поддакнула мама и чихнула на облако жёлтой пыли, что исторгла из себя сеть ворсинок. Затем разорвала её руками. Папа сделал так же.

Существо-врач на это освобождение из сети расстроенно взвыло:

— Почему? — видимо не ожидая, что пахучая субстанция из его тела на пришлых совершенно не подействует. Мама открыла мешок — и уже было набросила его на голову врача, как папа сказал:

— Погоди-ка милая! — и посмотрел на Васю, который отчаянно пытался не отключиться, лежал на спине, на постели, и тяжело дышал. На него-то огромная доза ядовитой сладости из ворсинок на теле врача подействовала.

— Куда собрался, мразь! Не отпускали тебя!

Папа подпрыгнул, вцепился в шею врача — и давай его душить. Врач изо всех сил сопротивлялся, извивался, испускал сладкий, тошнотворный запах, но тут резво подключилась мама, стиснула его за плечи до хруста, пока врач сам ещё больше не хрустнул. Сжался, побеждённый, и заскрипел, подыхая, истекая желтым соком.

Папа крикнул:

— Сына спасай!

Тут уже Вася отключился, но перед тем ещё успел увидеть, как мама лихорадочно раздирает руками останки врача и что-то ищет у него внутри, а затем с найденным «нечто», сияющим белым светом, стремительно направляется к нему, к сыну Васе.

Вася закашлялся и открыл глаза. Он лежал на снегу, которым по самый подоконник была завалена его палата, так что и кроватей не видно. С потолка сыпал снег, рядом сидели папа с мамой в своих новогодних костюмах, и ему, вопреки снегу, совершенно не было холодно.

— Я сплю или умер? — спросил Вася, чувствуя небывалую лёгкость и энергию в теле, а ещё непривычную ясность в мыслях.

— Ты жив, сына, — ответила мама и поцеловала в лоб холодными серыми губами.

— Тсс, вставай, — добавил папа и улыбнулся, помогая ему подняться.

Вася покачал головой: наваждение не проходило. Но, похоже, его это не волновало, ибо Вася снова мог ходить, и пальцы на его руках стали подвижными, как прежде. И вообще выходило, что Вася сейчас был голый, а собственное тело как будто всё ещё оставалось странно чужим, хоть с виду оно совершенно здоровое и крепкое. Не такое, как раньше: тощее и немощное.

Словно читая его мысли, мама достала из своего красного мешка сначала бельё, потом джинсы, майку, свитер, ботинки и зимнюю куртку с шапкой.

— Бери, надевай, сына!

И Вася, всё ещё офигевший от происходящих чудес, с радостью предложенные вещи надел, попутно глядя, как мамин мешок всасывает в себя, словно пылесос, останки врача и с жадным урчанием чавкает, как какое хищное животное.

«Брр, — мысленно сказал себе Вася, — ну и дела здесь творятся». Решил, что если и спит, то лучше больше не просыпаться, потому что во сне он находится или наяву — это не важно. Главное: он снова здоров и может ходить — и оттого счастлив.

А мама с папой стоят в коридоре, торопят идти за ними, и Вася спешит. Теперь они вместе не то идут, не то летят. Всё с Васей происходит как в волшебном сне, где с потолка кружит сам по себе крупный белый снег, а стены, пол — покрываются коркой льда и изморози. Свет в лампочках на потолке тоже словно замерзает, становится тусклым, серым…

— Сейчас наведём здесь порядок, а потом будет тебе, Вася, подарок! — в снежном ветре проступает шёпот, и вот — не успел Вася моргнуть, как они оказываются возле поста медсестры, где громко храпит за столом Камелия Ахмедовна.

— Чую, она тоже гнилая! — хихикает, как девчонка, мама и снимает мешок с плеча, командуя тому: «Фас!»

Затем всего на мгновение Вася видит в очертаньях мешка красную крупную собаку, с виду мастиффа, а потом снова обыкновенный мешок. И тот вдруг сам по себе в прыжке перелетает через постовое стекло и буквально проглатывает медсестру, надеваясь на её голову и растягиваясь всё больше и больше, пока Камелия Ахмедовна полностью не оказывается внутри. Тогда мешок успокаивается и замирает, а изнутри его слышатся ярые приглушённые вопли и крики, которые внезапно становятся громче, но вскоре стихают совсем, когда мешок громко чавкает и крепко сжимается.

— Не плачь, сына! — ласково говорит мама. Так надо поступать, чтобы польза была остальным с этой гнили…

Вася в ответ хлюпает носом, он сам не знает — почему, но медсестру ему жалко.

Мешок вскоре уменьшается до нормального размера, только теперь он толстый, словно внутри лежат подарки, и мама ловко перекидывает его через плечо.