Карнавал мистических историй

— Поторопимся! — бодро говорит папа, и они все вместе снова то ли идут, то ли летят, но на этот раз останавливаются возле каждой закрытой двери палат, где папа с мамой принюхиваются и прислушиваются. А затем они улыбаются и открывают мешок, чтобы через тонкую щель под дверью, впустить туда из мешка белый свет, поясняя, что он принесёт кому полное исцеление, а кому даст умереть во сне легко и без мучений.

Так они обходят всё здание, не пропустив ни одной палаты с больными внутри, пока мешок не пустеет.

Затем, взявшись за руки, все вместе вылетают из окна в коридоре и так летят далеко-далеко, а внизу, на городских улицах, люди до самого утра празднуют Новый год, взрывают шумные хлопушки, петарды и устраивают фейерверки.

— Эх, как же время быстро летит, сына, — говорит, приземлившись на мосту за городом, папа.

— Ну, ничего, у тебя теперь ещё много праздников будет, Вася. Ты снова здоров и можешь начать жить сначала — так, как того сам захочешь! А нам пора прощаться, — говорит мама, и её голос дрожит.

Слёзы застилают Васе глаза, потому что он узнаёт этот мост и замёрзшую речку под ним. Здесь давным-давно погибли его родители.

— Вот, держи! — протягивает сыну мешочек с драгоценностями папа. — Хватит и на новые документы, и на всё остальное с лихвой.

— Иди через лес, там недалеко будет деревня, где люди ещё не прогнили. Они тебя приютят.

Низкорослый папа обнимает спереди Васю за пояс, мама со спины крепко, с чувством стискивает его плечи.

Он догадывается, что мертвые плакать не могут и что больше они никогда не увидятся. Вася плачет за всех, всхлипывает, ведь ему так хочется, чтобы родители остались.

— Не смотри! — шепчет папа и первым уходит к краю моста, чтобы исчезнуть.

— Прощай, сынок! — говорит мама и идёт следом за ним.

Вася сжимает в руках мешочек и медленно, с неохотой отворачивается. Он смотрит в сторону леса и думает: забудет ли он обо всём когда-нибудь и сможет ли вообще забыть? Но точно знает одно, что теперь будет жить по-настоящему.

Когда пришла снежно — белая жуть

Гудение — и ярко-белый свет бьёт из всех щелей. Пол дрожит под ногами. Стены шуршат… Коридор упёрся в тупик с лазом, узким — наверное, и Варюша не пролезет. Но другого выхода нет.

Снимаю прибор с запястья, и лампочка-глаз обнадёживающе вспыхивает зелёным. В слезах глажу дочку по голове. Объясняю: надо влезть в эту дыру — и ползти, пока не найдёт тёмное место.

От моих слов глаза Варюши в панике расширяются. Она умоляет:

— Мамочка, не надо… Не хочу туда одна, мамочка!..

Худенькие плечики дочки сотрясаются от рыданий. Я сглатываю ком в горле и настаиваю:

— Варя, послушай, ты должна… ради меня, родная.…

Обматываю тоненькое запястье ремешком прибора.

***

… Суббота, ясное погожее майское утро. Совсем не хочется спать, да и улица зовет погулять. Варюша, четырёхлетний жаворонок, просыпается ровно в шесть и сразу бежит в нашу с мужем спальню и ищет папу.

— Вафельки с черничным вареньем будешь? — зеваю.

Малышка забирается на кровать. Каштановые волосы спутаны, словно дочка всю ночь не спала, а носилась без оглядки.

Пижама Варюше коротковата — подмечаю и снова объясняю ей: папа вернётся из командировки завтра, а сегодня мы пойдём гулять в парк, будем есть мороженое, покормим уток в пруду. Дочка расплывается в проказливой улыбке, точь-в-точь как у папы; на щеках проступают ямочки, и она кивает.

Лёшка смотрит точно так же. Гляжу на неё и думаю: наверное, за тёплый взгляд мужа и полюбила.

***

… Мы шли мимо торгового центра. Варваре приспичило в туалет. Возможно, это и спасло нас… Забежали в торговый центр. Едва успели сделать свои дела, как под ногами вздрогнул пол. С треском подскочила плитка, туалетные кабинки закачались и сложились, как карточные домики, — мы, испуганные, с криком бросились к стене, а там… За узким окном вспыхнул яркий свет — и голубое небо выцвело до белизны.

От ужаса прижала к себе пискнувшую от резкого жеста Варюшу… В помещении что-то щёлкнуло — я резко оглянулась. Лампы замигали и потухли. Ужасающая тишина разом впитала все звуки.

Снова обернулась к окну. Крохотное, у самого потолка. Потому и видно: с неба падают идеально круглые снежинки. Но… это не снег! Касаясь стекла, они шуршали и потрескивали, как гремучая змея перед броском.

Дочка не хныкала. Замерла, глядя на окно, а потом прошептала: «Мама… почему снег шуршит?»

Я открыла рот ответить — и шарахнулась в угол помещения. Зубы непроизвольно застучали от резких и пронзительных воплей и визга снаружи, на улице. Так могли кричать лишь обезумевшие от боли и страха звери. Вскоре дикие вопли били по нервам, вспыхивая уже гораздо ближе, за дверью в туалет, внутри торгового центра… И затихали — один за другим.

Что дальше — помню плохо. Разве только, что сидели с дочкой в углу, сбоку от раковины, крепко обнявшись.

Потом крики стихли. Но очнулась я не сразу… Свет не работал. Вообще. Телефон превратился в бесполезный кусок пластика.