— Что? — отрапортовал он, словно военный, готовый в любой момент выполнить самый жестокий приказ. Подняв мое лицо за подбородок, он доходчиво продолжил: — Что он тебе сказал?
— Владимир… Вы уже обсудили смерть Валентины? — запинаясь и задыхаясь от адреналина, поспешно протараторила.
— Именно это я и сказал, — признание Орлова полоснуло по мне ножом, — без подробностей. Он слишком слаб, чтобы знать…
— Но почему тогда он ВСЕ знает! — воскликнула я в панике, бросая испуганный взгляд на дверь палаты. — И рассуждает о маме, как о живом человеке.
Орлов замер. Мои слова явно выбили его из колеи, но виду он не подал. Лишь зрачки расширились, а губы оказались сжаты.
— Возможно, последствие комы. Мы слишком много требуем от его мозга, Каролина. Он все еще частично «сонный», — пояснил мужчина спокойно и размеренно, успокаивающе поглаживая мое лицо, укладывая пряди назад.
— Он что-то знает, — не согласилась с ним я, как вдруг в голове появился первый адекватный вариант: — Могли ли ему доктора или медсестры что-то рассказать?
— Запросто, — фыркнул Орлов недовольно. — Узнаю — уволю.
Нерешительно в кровь кусая губы, я не сразу решилась выдохнуть:
— Знаю, это покажется тебя дуростью и абсурдом, но… — пальцем тыкнув в палату, я вполголоса продолжила: — Человек за этот дверью не тот добрый и наивный Марк, каким я его знала. Он меня пугает до ужаса. Его можно понять! И все же что-то здесь не так.
— Его привычный мир разрушен. Дай ему месяц на реабилитацию, — усмехнулся Орлов, будто считал мои слова беспочвенными и плевыми. Его черные глубины изучали мои глаза, прежде чем мужчина сдался: — Я усилю охрану, если тебе будет так спокойнее спать.
Только в тот момент я смогла спокойно выдохнуть, благодарно улыбаясь:
— Спасибо, Владимир.
Путь обратно казался более длинным, чем в клинику. Странным образом мысль о том, что через считанные минуты я останусь одна дома с двумя маленькими детьми, пугала, вызывала чувство незащищенности.
— Приехали, — вполголоса произнес Владимир, возвращая меня мыслями в реальность. Бросив на него внимательный взгляд, я словно ждала чего-то. Но все, что мужчина произнес, было: — Я скажу тебе, если появятся какие-то новости.
— Отлично, — натянуто спокойно произнесла.
— И, — продолжил Орлов, снова внушая слабую надежду, — заеду завтра.
— Идет, — вынужденно согласилась я.
Мы сидели в тишине довольно долго, прежде чем она стала неловкой и затянутой. Обреченно выдохнув, я сжала ручку двери, опуская ее и открывая, выходя на морозный ночной ветер:
— Как бы там ни было, спасибо тебе за сегодняшний день. Ты был мне нужен.
Его бархатный рык казался мне требовательным и даже жестоким, когда он рассек голосом машину, словно ножом:
— А сейчас?
В напряжении ладонь сама дернулась назад, все еще оставаясь на ручке. Не успевшая спуститься вниз, я снова захлопнула себя в авто, искренне не понимая вопроса:
— Что, Владимир?
— Я говорю, — не отрывая от меня сканирующего взгляда, он заблокировал выход, чеканя каждое слово: — Больше я тебе не нужен?
Меня прошибло током от его слов и голоса. Словно молния ударила в позвоночник, разгоняя кровь и давая новый заряд жизни, как после тройного эспрессо. Задыхаясь на ровном месте, чувствуя непривычную тяжесть языка, я с трудом ворочала им, сгорая от нетерпения ответить и смущения, стыда, неловкости:
— И сейчас тоже нужен.
Три секунды без эмоционального молчания Владимира стали вечностью, доведя до самого края бездны. Я умерла в тот момент, попадая на само дно адского котла и воскресая снова, когда на губах его скользнула едва уловимая взгляду косая усмешка.
— Хорошо, — бархатно прохрипел Орлов.
— И все? — хмурясь, я гневно потянулась обратно к двери, но та оказалась все еще заблокирована. — Открой ее! — приказала я, но когда мужчина никак не отреагировал, будто выключил звук в своей голове и просто следил за происходящим, потянулась сама к нужной кнопке через всю машину. На середине пути руки Орлова сомкнулись, сжимая мою талию, удерживая едва ли не в невесомости, отрезая подвижность рук. — Эй, что ты делаешь? По-твоему, это смешно?!
— Нет, — тут же отрезал он, а после вдруг поправил сам себя, — А вообще, есть немного.
В ужасе посмотрев на совершенно незнакомого мне Орлова, я недоверчиво подняла бровь вверх, все еще не оставляя попыток вырваться:
— Что?..
— Ничего, — пожал плечами тот, закатывая глаза устало и вымученно. — Просто целую свою жену. И плевать мне на всякие бумажки… Ты моя, Каролина. Только моя.
«О чем он говорит?» — успела пулей проскользнуть мысль в голове, прежде чем Орлов просто накрыл мои губы своими. Жадно, безумно и… Словно впервые.
Порой я думаю о том, какие странные мы — люди. Не задаемся вопросами, когда все хорошо, и утопаем в них во время проблем.