Карпо Соленик: «Решительно комический талант»

Рымов писал в своих воспоминаниях о Соленике: «В роли Чупруна он был выше Щепкина. Вполне владея малороссийским языком и отличаясь в высшей степени натуральною игрою, как и московский артист, Соленик придавал этой роли не тот характер, в каком являлась она у Щепкина. У последнего Чупрун – простофиля, верит всему, всего боится; у первого – он прост по наружности, не хочет вывести Москаля на чистую воду – по лености, между тем смекает все очень хорошо, когда говорит лукаво: „Ой, гляды, жинко!“ Чупрун – Щепкин – таков, каким создал его Котляревский; Чупрун – Соленик – собственное создание нашего артиста, верная копия природы, или лучше, сама природа».

Это важное свидетельство необходимо сопоставить с другими фактами. Прав ли Рымов по отношению к Соленику? Да, во многом прав.

Схваченный им абрис фигуры Чупруна – Соленика закрепляется, делается явственнее в высказываниях других мемуаристов: «Необыкновенно хорош и строго верен действительности бывал Соленик в „Москале-Чаровнике“, в роли Чупруна… – пишет неизвестный нам автор. – Многие изображают Чупруна простячком-хохлом, вахлаком, у Соленика он выходил хитрым малороссиянином под оболочкой простоты, и это-то простота была сама ирония»[121].

Прав ли Рымов по отношению к Щепкину? Да, в общем, прав. Автор второго высказывания о Соленике – Чупруне, как мы видели, также противопоставляет харьковского актера другим исполнителям этой роли – очевидно, прежде всего Щепкину. Но еще более важны непосредственные отзывы о трактовке Щепкиным образа Чупруна. Рецензент А.Ж., видевший Щепкина в этой роли на казанской сцене, писал: «Тут-то весь неподдельный, естественный комизм его без малейших фарсов выказался в высшей степени. Неуловимыми оттенками смешались в нем и робость, и леность, и наивность, и неповоротливость, и уморительное молодечество, и во всем блеске врожденный юмор малороссиянина»[122]

. Диапазон духовных черт Чупруна – Щепкина, каким он вырисовывается из этого отзыва, гораздо шире, чем у Рымова, и это естественно, потому что последний противопоставляет щепкинского солениковскому по одному, ведущему признаку. Но показательно, что и при таком подробном описании характера щепкинского Чупруна в нем не были отмечены те черты («хитрость» и «ирония» под оболочкой «простоты» и др.), которые и Рымов, и другой мемуарист ставили во главу угла трактовки образа Солеником. Видимо, Щепкин давал этой роли иной акцент. Будущий композитор А.Н. Серов, видевший Щепкина в Симферополе в 1846 году и отмечавший, что в созданном им характере Макогоненко (в «Наталке-Полтавке») главное – это «смесь» необычайной хитрости и доброты, обронил ценное замечание: «Тут совсем другой оттенок, нежели в Чупруне»[123]. (Серов имел в виду Чупруна – Щепкина.)

Но как проявлялось это различие трактовки образа Чупруна в ходе самого спектакля? Каков реальный смысл замечания о том, что у Щепкина Чупрун всему «верит», в то время как у Соленика он только притворяется простаком, а на самом деле «смекает все очень хорошо»?

…Михайло Чупрун появляется в пьесе почти в середине действия, когда все ее драматургические узлы основательно затянуты. «Здорова, жинко, моя голубка! – говорит Михайло, входя в горницу и обнимая Тетяну. – Як ты поживаешь? Чи жива, чи здорова!»[124] Он устал от дальней поездки, соскучился по дому, по своей «чернобровой кохане». Он не знает, что кроме него и жены в избе находятся еще двое: солдат, отдыхающий на печи, да писец Финтик – в самой печке. Впрочем, военную амуницию Чупрун вскоре заметил, и жена рассказала ему, что пустила на постой солдата; пребывание же Финтика за печной заслонкой остается для него пока тайной.

Не знает Чупрун и о тех событиях, которые разыгрались перед самым его приходом. Каждый из его невидимых постояльцев успел затаить обиду на Тетяну. Финтик – за то, что она отвергла его ухаживания, сколько ни уверял он в «жарчайшем пламени любви» своей к ней; солдат – за то, что в наказание за его грубость отправила его спать голодным. Финтик, конечно, не опасен: ему не остается ничего другого, как смирно сидеть в своем тесном убежище и ждать освобождения; но вот солдат… Солдату удалось подслушать, что в доме спрятаны горилка, курица, колбаса и другие яства, купленные на деньги Финтика, и в его голове созрел план мести. Напряжение возрастает оттого, что и у Тетяны своя забота – она боится остаться перед мужем без вины виноватой и всеми силами скрывает пребывание в доме Финтика.

Михайло Чупрун спрашивает себе горилки. Тетяна пожимает плечами: «Чудной ты! Де б то у меня горилка взялась!» И вот тут-то самое время вступить в игру солдату. Он первым делом стремится заронить подозрение в душу Чупруна («это не хорошо – такую молодую и пригожую женочку оставлять одну…»), а потом обещает ему сам достать горилку.

«Михайло. Як бы то се так?

Солдат (берет за руки Чупруна и Тетяну). Я признаюсь вам (с видом таинственным): я – колдун».