Читаем Карпо Соленик: «Решительно комический талант» полностью

Образы «хохлов»-недоумков появлялись в произведениях уже хорошо известного нам Григорьева 1-го. Впрочем, столь же часто встречались у него насмешки над цыганами, евреями, татарами и прочими «инородцами». Григорьев 1-й и сам охотно шаржировал в украинских ролях. В сезон 1841/42 года он выбрал для своего бенефиса в Александринском театре комедию Г.Ф. Квитко-Основьяненко «Шельменко-денщик». Пьеса не имела и не могла иметь большого успеха, отмечал летописец петербургских театров А.И. Вольф, «потому что петербургские актеры, а в особенности бенефициант, исполнявший главную роль, говорили коверканным русским, но не малороссийским наречием. Таким образом вся соль украинского юмора испарилась»[111].

Коверканье, искажение украинского языка тоже считалось одной из примет «образцового» исполнения «малороссийских ролей».

Изображение украинца как покорного, кроткого поселянина, а также грубые, фарсовые насмешки над ним встречали отпор в передовых кругах русского и украинского общества. Лучшие произведения об Украине – преимущественно романтического склада – были объективно направлены против обеих тенденций и восходили к традициям, упроченным еще «Энеидой» Котляревского. Ярче всех в ряду этих произведений засверкали повести Гоголя, в которых образ Украины – дивной, волшебной страны, овеянной преданиями, населенной красавицами дивчинами и удалыми парубками, потомками героических запорожцев, – был поднят до поэтического символа.

При этом гоголевский текст был свободен от упрощения, открывал и сталкивал противоречия в самом их активном персонаже. Так Вакула из «Ночи перед Рождеством» упрям, непокорен, добирается до самой царицы, и он же – «самый набожнейший из всего села человек». Однако это противоречие было еще мало заметно для современников. Всех взволновала удаль, сила, поэтичность народа, в котором многие видели до этого только «что-то приятно меланхоличное»… Шаблон, принятый в изображении «малороссиянина», оказался изрядно скомпрометированным. Он стал еще более нетерпим позднее, с появлением первых реалистических произведений Т.Г. Шевченко, рисующих горе и унижение «бедной вдовицы», крепостной Украины[112].

Понятно, что в Харькове малейшие проявления реакционной тенденциозности в решении «украинской темы» чутко улавливались и встречали отпор. Здесь еще сохранились поэтические народные обычаи, чудесно воспетые Гоголем: праздновали Ивана Купала, щедривки, веснянки… Здесь, с кафедры Харьковского университета, звучало слово профессора И.И. Срезневского, отводившего упреки в неполноценности украинского языка и культуры. «В своих талантливых лекциях, – вспоминал В.И. Пашков, – он проводил идею сближения славянских народов, объединения их в одну семью и оказал влияние на русскую, польскую и украинскую учащуюся молодежь, сближая ее своим предметом»[113]

.

Харьковский театр оказался в центре этой сильной и страстной идейной борьбы.

Еще анонимный автор изданного в Харькове «Украинского вестника на 1817 г.» в связи с представлением «Казака-стихотворца» в Полтаве приводил «мысли самих малороссиян о сей пьесе». Многие из них при объявлении повторного спектакля сказали: «Чего идти в киатр? Хиба слухать як за наши гроши да нас же будуть и лаять?»

Спустя два-три года против А. Шаховского выступил автор «Энеиды». В «Наталке-Полтавке» Котляревский специально заставил своего героя Петра посмотреть «Казака-стихотворца» на харьковской сцене и вынести пьесе решительное осуждение. Шаховской «дуже поперевертав слова», – говорит Петро. «Наколотыв гороху з капустою», – прибавляет другой персонаж «Наталки-Полтавки» – Возный[114].

Писал о «Казаке-стихотворце», этой «пародии на Малороссию», и Гребенка. В 1840 году, присоединяясь к «оценке этой так называемой оперы», которую уже сделал И.П. Котляревский в «НаталкеПолтавке», Гребенка советовал: надо «г. Млотковского попросить – ради публики – уволить Козака-стихотворца в бессрочный отпуск… пора ему отдохнуть на лаврах; он устарел, голубчик, прошло его время, право, прошло!.. Давайте нам пьесы Котляревского, комедии Основьяненка, нашего народного писателя…»[115]

В такой обстановке протекала работа Щепкина и Соленика над украинскими ролями.

2

В те годы было несколько артистов, с успехом исполнявших украинские роли. Это уже известные нам Жураховский, Зеленский, Домбровский, Дрейсиг (о последнем даже говорили, что «малорусский репертуар» был его специальностью). Но никто из них не мог сравняться со Щепкиным и Солеником.

Оба, несмотря на внешние различия, необычно подходили к воплощению этих ролей – своей непритворной веселостью, простодушным лукавством, не скрывавшим глубины чувства, – словом, всем своим талантом и актерским темпераментом. Оба хорошо знали Украину, горячо любили ее и, что также являлось очень важным фактором, в совершенстве владели украинским языком.

Не удивительно, что исполнение Щепкиным и Солеником украинских ролей оказалось полемически заостренным против обычной трактовки «образа малороссиянина».

Перейти на страницу:

Все книги серии Критика и эссеистика

Моя жизнь
Моя жизнь

Марсель Райх-Раницкий (р. 1920) — один из наиболее влиятельных литературных критиков Германии, обозреватель крупнейших газет, ведущий популярных литературных передач на телевидении, автор РјРЅРѕРіРёС… статей и книг о немецкой литературе. Р' воспоминаниях автор, еврей по национальности, рассказывает о своем детстве сначала в Польше, а затем в Германии, о депортации, о Варшавском гетто, где погибли его родители, а ему чудом удалось выжить, об эмиграции из социалистической Польши в Западную Германию и своей карьере литературного критика. Он размышляет о жизни, о еврейском вопросе и немецкой вине, о литературе и театре, о людях, с которыми пришлось общаться. Читатель найдет здесь любопытные штрихи к портретам РјРЅРѕРіРёС… известных немецких писателей (Р".Белль, Р".Грасс, Р

Марсель Райх-Раницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Гнезда русской культуры (кружок и семья)
Гнезда русской культуры (кружок и семья)

Развитие литературы и культуры обычно рассматривается как деятельность отдельных ее представителей – нередко в русле определенного направления, школы, течения, стиля и т. д. Если же заходит речь о «личных» связях, то подразумеваются преимущественно взаимовлияние и преемственность или же, напротив, борьба и полемика. Но существуют и другие, более сложные формы общности. Для России в первой половине XIX века это прежде всего кружок и семья. В рамках этих объединений также важен фактор влияния или полемики, равно как и принадлежность к направлению. Однако не меньшее значение имеют факторы ежедневного личного общения, дружеских и родственных связей, порою интимных, любовных отношений. В книге представлены кружок Н. Станкевича, из которого вышли такие замечательные деятели как В. Белинский, М. Бакунин, В. Красов, И. Клюшников, Т. Грановский, а также такое оригинальное явление как семья Аксаковых, породившая самобытного писателя С.Т. Аксакова, ярких поэтов, критиков и публицистов К. и И. Аксаковых. С ней были связаны многие деятели русской культуры.

Юрий Владимирович Манн

Критика / Документальное
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)

В книгу историка русской литературы и политической жизни XX века Бориса Фрезинского вошли работы последних двадцати лет, посвященные жизни и творчеству Ильи Эренбурга (1891–1967) — поэта, прозаика, публициста, мемуариста и общественного деятеля.В первой части речь идет о книгах Эренбурга, об их пути от замысла до издания. Вторую часть «Лица» открывает работа о взаимоотношениях поэта и писателя Ильи Эренбурга с его погибшим в Гражданскую войну кузеном художником Ильей Эренбургом, об их пересечениях и спорах в России и во Франции. Герои других работ этой части — знаменитые русские литераторы: поэты (от В. Брюсова до Б. Слуцкого), прозаик Е. Замятин, ученый-славист Р. Якобсон, критик и диссидент А. Синявский — с ними Илью Эренбурга связывало дружеское общение в разные времена. Третья часть — о жизни Эренбурга в странах любимой им Европы, о его путешествиях и дружбе с европейскими писателями, поэтами, художниками…Все сюжеты книги рассматриваются в контексте политической и литературной жизни России и мира 1910–1960-х годов, основаны на многолетних разысканиях в государственных и частных архивах и вводят в научный оборот большой свод новых документов.

Борис Фрезинский , Борис Яковлевич Фрезинский

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Политика / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное