Карпо Соленик: «Решительно комический талант»

Делясь своими мыслями об игре знаменитой французской актрисы Рашель, Щепкин в 1854 году писал: «Главное скажу, что она ясно показала, как важно изучение. Да! Актер непременно должен изучить, как сказать всякую речь, не предоставляя случаю или, как говорят, натуре, потому что натура действующего лица и моя – совершенно противоположны, и, наделяя роль своею собственною персоною, утратится физиономия игранного лица… Если и не одушевишь ее, все же не все дело пропало. Скажут „холодно“, а не „дурно“»[147].

Щепкин впервые на русской сцене так возвысил изучение, труд, работу актера над образом. Он даже готов был решить традиционное противопоставление – вдохновение или труд – в пользу последнего: все же «скажут холодно», а не «дурно».

Самое строгое отношение к себе и товарищам по сцене; непрекращающаяся работа над ролью, над образом; постоянная проверка фантазии реальностью – эти качества выдвинули Щепкина на совершенно особое, до тех пор невиданное в истории русского театра место. Труд стал органической частью творческого облика Щепкина, а не просто прибавлением к его таланту, поскольку в конечном результате работы художника никогда нельзя определить, что является плодом этого труда и что – плодом таланта. В нем все талант и все одновременно мастерство.

Щепкинская игра опиралась столько же на вдохновение, сколько на обдуманное техническое освоение роли. О запоминании им текста роли не приходится и говорить.

Иное дело – Соленик. Это был актер другого склада, талант во многом стихийный, полагавшийся более на вдохновение, чем на продуманную и кропотливую работу. Интуиция заменяла ему изучение, догадка и мгновенное соображение – анализ.

«Понимание практической жизни, – писал о Соленике один из его друзей, – знание людей и общества, многосторонняя опытность при внутреннем художественном такте давали ему средства быстро угадывать и воспроизводить характеры. Будучи человеком, что называется, бывалым, он с одного раза, из одной беседы, из одного обстоятельства понимал и определял многих людей верно и окончательно»[148]

.

Щепкин тоже обладал большим жизненным опытом, прекрасно знал быт и нравы различных социальных групп и сословий, с которыми сталкивала его судьба, умел быстро и проницательно угадывать людей; но он понимал, что опыт и интуиция должны соединяться с изучением, с техникой – только тогда опора артиста будет крепкой, надежной. Соленик переносил центр тяжести на опыт, интуицию, вдохновение, и оттого все его развитие как артиста приобрело несколько однобокий характер.

А. Кульчицкий писал в 1841 году о Соленике: «Этому дорогому камню нужна только искусная полировка, и вы увидите, как заблестит он разноцветными огнями»[149]

. Но только ли во внешней отделке, в «полировке» заключалась суть дела? Остановимся на «импровизациях» Соленика, которые привлекали к себе внимание многих его современников.

Соленик, как мы уже знаем, разделял общую слабость тогдашних актеров и плохо учил роли. В водевиле «Зоя, или Любовник напрокат», читаем мы в одной рецензии, Соленик играл «очень хорошо, хотя роль знал очень не хорошо»[150]. Но каким образом удалось ему исполнить роль, да еще «очень хорошо», при незнании ее текста? – Соленик умел импровизировать на сцене.

По поводу его импровизаций в критике разгорелась даже небольшая полемика. Опровергая мнение Рымова, постоянного рецензента Соленика в «Харьковских губернских ведомостях», другой рецензент, Н.И.М., писал в 1848 году: «В суждениях автора (то есть Рымова. – Ю.М.) о даровании г. Соленика есть много справедливого, но в то же время видно много и пристрастия. Автор приписывает ему много такого, чего у Соленика никогда не бывало; и ставит ему в достоинство недостатки. Г. Соленик действительно актер замечательный! Но беганье по сцене, повторение одного слова по нескольку раз, махание руками, что автор статьи относит, вероятно, к живости и одушевлению, – происходит иногда от незнания ролей и дурных привычек, и чрезвычайно портит игру г. Соленика»[151]. Отвечая на этот упрек в 1852 году, уже после смерти Соленика, Рымов в своих воспоминаниях вновь взял под защиту его манеру импровизировать: «говорили: он находчив, он умеет сочинять на сцене, и этим иногда сбивает с толку тех, с кем играет. Это неправда. Не раз мы сами нарочно следили за ним в коротко знакомых нам ролях и убеждались, что он говорил их слово в слово. Действительно, он был находчив, как умный актер; умел кое-что кстати прибавить; но это не только не спутывало лиц, окружавших его на сцене, а напротив, часто выручало их, если они сами выходили не вовремя или проглатывали необходимые фразы».

Кто же был прав – Рымов или Н.И.М.? Достоинством или недостатком игры Соленика являлась его импровизация? Вопрос решается не так просто.