Читаем Карпо Соленик: «Решительно комический талант» полностью

«И завидною показалась нам участь такого артиста, каким был Соленик! Посмотрите: жил на чужбине, умер одинок, близких родных – ни души, – а при погребении теснятся вокруг его гроба целые толпы, спешат дать ему последнее целование, льются слезы, слышатся вздохи и грустные слова прощания, и все расстаются с этим чужим человеком, как не всегда расстается и брат с братом, родным по крови!»[224]

Соленика похоронили на Новом кладбище, рядом с могилой Осипа Дранше, в свое время известного актера, за той оградой, которую построила актриса Кравченкова.

Вскоре жизнь харьковского театра вошла в привычную колею. С успехом выступал Прохоров, небесталанный комик, прежде артист Александринского театра. Шли бенефисы. Назначались премьеры. Но не было неподражаемого, сверкающего таланта Соленика…

В театр ходить не хотелось: там все напоминало о недавней утрате, бередило рану.

Но харьковская театральная дирекция, которая когда-то больше всего дорожила Солеником, теперь скупилась на почести великому актеру. Мертвый Соленик ей был не нужен. Долгое время его могила оставалась без памятника, пока один из почитателей таланта артиста, некто «запорожский казак А.И. Стратонович», не соорудил ему памятник на свой счет и не вывел на нем полные горькой укоризны строки:

Дивися з неба, Солениче,
Як криво сердце чоловiче:Як ти колись на свiтi живТа щиро публицi служив,Так публiка тобi живомуКвiтки кидала, як солому;А вмер, артисте – небораче,
Той байдуже! – нихто не баче,Що прах лежить твiй без хреста…Пора, бач, гулькнула не та:Теперь вже стала УкраiнаХолодна, буцiм домовина…

Через одно-два десятилетия надгробная надпись стерлась, а памятник пришел в негодность. Вскоре могила Соленика затерялась.

3

С давних времен известна истина о преимущественном положении художника по сравнению с ученым.

Виктор Гюго писал: «Наука беспрерывно зачеркивает написанные ранее страницы… Наука – это лестница… Поэзия – взмах крыла. Художественный шедевр появляется раз и навсегда. Данте не уничтожает Гомера».

Творчество великого актера – тоже «взмах крыла», и ему не грозило бы соперничество его преемников. Оно могло бы стоять с их достижениями в одном ряду, если бы… если бы оно сохранялось во времени. Мало что оставляет время после великого актера – только его славу и традицию.

Но если невозможно эстетическое восприятие великого актера прошлого, то разве представление о его искусстве не должно стать частью нашего культурного, эстетического кругозора?

Роль Соленика в истории нашего театра велика; она определяется не только особенностями его таланта, но и особенностями его положения как «провинциального актера».

С точки зрения истории литературы не так уж важно, где написано или издано произведение – в Москве, в Петербурге, в провинции или за границей. Но театр – искусство территориальное. Можно говорить о географии театра. Можно судить о тенденциях театральной жизни прошлого, глядя на воображаемую карту отечественных театров.

Недалеко еще то время, когда на этой карте было нанесено только два театральных центра – Москва и Петербург, – все же остальное пространство было почти terra incognita. Теперь все меньше становится на ней белых пятен, все отчетливее вырисовываются и другие опорные пункты развития театрального искусства…

Роль Соленика в ряде из этих культурных центров, прежде всего в харьковском театре, была первостепенной.

Правда, и в старое время русский провинциальный театр не знал изолированности – главным образом благодаря гастрольным поездкам замечательных столичных мастеров. Щепкина, Самойлова, Живокини видели десятки провинциальных театров, в том числе театры Харькова, Курска, Одессы и других городов, где выступал Соленик. Вместе со столичными актерами в провинцию проникали новые веяния, с их помощью поддерживался более или менее одинаковый уровень театральной жизни. И все же необходим был еще такой артист, как Соленик.

Соленик был «свой», он выступал только на провинциальной сцене, постоянно находился перед глазами. Он создавал ту постоянную интенсивность воздействия на зрителей и театр, которая так необходима для поступательного хода искусства, для победы в нем новых течений. В силу этого он сыграл особую роль в развитии реализма на провинциальной сцене, в распространении реализма вширь, так же как и другой замечательный провинциальный актер – Рыбаков: оба они своеобразием своих талантов как бы дополняли друг друга.

Разумеется, Соленик (как и Рыбаков) был не одинок, за его могучей фигурой мы отчетливо видим и других менее крупных, но по-своему талантливых людей: актеров, с которыми он выступал, харьковских театральных критиков и рецензентов, которые его поддерживали. Все они вносили посильную лепту в становление на провинциальной сцене новых направлений.

Перейти на страницу:

Все книги серии Критика и эссеистика

Моя жизнь
Моя жизнь

Марсель Райх-Раницкий (р. 1920) — один из наиболее влиятельных литературных критиков Германии, обозреватель крупнейших газет, ведущий популярных литературных передач на телевидении, автор РјРЅРѕРіРёС… статей и книг о немецкой литературе. Р' воспоминаниях автор, еврей по национальности, рассказывает о своем детстве сначала в Польше, а затем в Германии, о депортации, о Варшавском гетто, где погибли его родители, а ему чудом удалось выжить, об эмиграции из социалистической Польши в Западную Германию и своей карьере литературного критика. Он размышляет о жизни, о еврейском вопросе и немецкой вине, о литературе и театре, о людях, с которыми пришлось общаться. Читатель найдет здесь любопытные штрихи к портретам РјРЅРѕРіРёС… известных немецких писателей (Р".Белль, Р".Грасс, Р

Марсель Райх-Раницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Гнезда русской культуры (кружок и семья)
Гнезда русской культуры (кружок и семья)

Развитие литературы и культуры обычно рассматривается как деятельность отдельных ее представителей – нередко в русле определенного направления, школы, течения, стиля и т. д. Если же заходит речь о «личных» связях, то подразумеваются преимущественно взаимовлияние и преемственность или же, напротив, борьба и полемика. Но существуют и другие, более сложные формы общности. Для России в первой половине XIX века это прежде всего кружок и семья. В рамках этих объединений также важен фактор влияния или полемики, равно как и принадлежность к направлению. Однако не меньшее значение имеют факторы ежедневного личного общения, дружеских и родственных связей, порою интимных, любовных отношений. В книге представлены кружок Н. Станкевича, из которого вышли такие замечательные деятели как В. Белинский, М. Бакунин, В. Красов, И. Клюшников, Т. Грановский, а также такое оригинальное явление как семья Аксаковых, породившая самобытного писателя С.Т. Аксакова, ярких поэтов, критиков и публицистов К. и И. Аксаковых. С ней были связаны многие деятели русской культуры.

Юрий Владимирович Манн

Критика / Документальное
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)

В книгу историка русской литературы и политической жизни XX века Бориса Фрезинского вошли работы последних двадцати лет, посвященные жизни и творчеству Ильи Эренбурга (1891–1967) — поэта, прозаика, публициста, мемуариста и общественного деятеля.В первой части речь идет о книгах Эренбурга, об их пути от замысла до издания. Вторую часть «Лица» открывает работа о взаимоотношениях поэта и писателя Ильи Эренбурга с его погибшим в Гражданскую войну кузеном художником Ильей Эренбургом, об их пересечениях и спорах в России и во Франции. Герои других работ этой части — знаменитые русские литераторы: поэты (от В. Брюсова до Б. Слуцкого), прозаик Е. Замятин, ученый-славист Р. Якобсон, критик и диссидент А. Синявский — с ними Илью Эренбурга связывало дружеское общение в разные времена. Третья часть — о жизни Эренбурга в странах любимой им Европы, о его путешествиях и дружбе с европейскими писателями, поэтами, художниками…Все сюжеты книги рассматриваются в контексте политической и литературной жизни России и мира 1910–1960-х годов, основаны на многолетних разысканиях в государственных и частных архивах и вводят в научный оборот большой свод новых документов.

Борис Фрезинский , Борис Яковлевич Фрезинский

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Политика / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное