Карпо Соленик: «Решительно комический талант»

Не случайно Белинский так страстно выступал против неоправданного противопоставления трагического и комического «элементов». Он необычайно глубоко понимал их сложную, диалектическую взаимозависимость, умел в трагедии видеть комическую сторону, а в комедии, например в гоголевском «Ревизоре», обнажать трагические зерна. Он рассматривал борьбу с ложным разделением актеров на «комиков» и «трагиков» в связи с общей борьбой за углубление реализма в русской литературе и искусстве. «Истинный актер изображает характер, страсть, развиваемую автором, и чем вернее, полнее передает он ее, какова бы она ни была, возвышенная или низкая, тем более он истинный актер». «На основании всего этого мы думаем, что такую роль, как роль городничего, мог бы взять на себя даже г. Каратыгин 1-й»[216]. Белинский здесь как бы непосредственно отвечает брату известного трагика, вернее предупреждает его утверждение…

Надо сказать, что в провинциальных театрах, в частности харьковском, не так строго придерживались деления актеров на комиков и трагиков, как в столицах: огромное количество премьер и сравнительно ограниченный состав труппы невольно требовали, чтобы актеру предоставлялась большая свобода. Но все же условное противопоставление комических актеров трагическим существовало и здесь, доказательством чему служит, например, следующий факт. В 1842 году Щепкин выступал на харьковской сцене в отнюдь не комической роли Матроса (в водевиле «Матрос») и выполнил ее блестяще. Это дало основание харьковскому рецензенту сделать следующий вывод:

«Не раз случалось нам слышать возгласы, актер комический… не должен являться в драме… Щепкин доказывает противное. Его игра в „Матросе“ убеждает неверующих в том, что всякому таланту всякое положение, комическое оно или трагическое, в котором есть действие, мысль и чувство, дает средство выказать все разнообразие и глубину его внутреннего содержания…»[217]

Но все же инерция застарелого предрассудка была так велика, что Соленику с трудом и долгие годы приходилось отстаивать свое право быть не только актером комическим. По крайней мере, рецензенты не раз отмечали, что появление и успех Соленика в той или иной «некоммерческой» роли были неожиданными для зрителей, а иногда и для самих рецензентов.

В 1848 году Н.И.М. писал в «Пантеоне»: «Настоящее амплуа г. Соленика в водевиле, но бывают случаи, что он и в драме себя не роняет. Примером может служить роль Заруцкого (драма „Смерть Ляпунова“), которую он выполнил прекрасно, как мы и не ожидали»[218]

. Не ожидал от Соленика успеха и «один из его близких друзей», который видел актера на харьковской сцене в роли водоноса Пьера в водевиле «Что и деньги без ума». «Эту роль он сумел силою своего таланта возвести до истинного трогательного драматизма, которого никто не мог бы ожидать от комика»[219].

Еще один из таких «неожиданных» случаев произошел в Одессе летом 1850 года. Давалась драма «Материнское благословение, или Бедность и честь» (переделка Н. Некрасовым пьесы французских драматургов Деннери и Лемуана «Божья милость, или Новая Фаншон»). Роль старика Антони Бернарда, бедного савойского крестьянина, находящегося в тяжелой зависимости от управителя маркизы, должен был играть трагический актер И.В. Орлов, но он неожиданно уехал из Одессы. Спектакль оказался под угрозой, а между тем публика с нетерпением ждала встречи со своей любимицей Н.В. Самойловой, которая играла в этой же пьесе роль Анеты, дочери Бернарда. И тогда «за неимением актера для роли Бернарда» Соленик «взялся сыграть эту драматическую роль и не испортил ее», как свидетельствует И.Н.

Так был подготовлен самый убедительный в этом смысле успех Соленика – в роли Джемса Тиррела в драме Шекспира «Ричард III» (на харьковской сцене она шла под названием «Сыны Эдуарда»).

В статье, опубликованной в «Харьковских губернских ведомостях» в сентябре 1851 года, Рымов писал: «Соленик в трагической роли?.. Воскликнут, вероятно, иные, привыкшие с именем Соленика соединять понятие только о веселости и смехе. Но думать так значит иметь односторонний взгляд на Соленика, если не на искусство вообще. Мы видели когда-то Соленика в роли Матроса… Только человек, который не в состоянии понятие о Соленике отделить от понятия об артисте, мог смеяться, слыша голос Соленика в роли Матроса. – Так было и тогда, когда играли сынов Эдуарда…»[220]

Роль Джемса Тиррела в драме Шекспира – эпизодическая, но нетрудно понять, почему зрителям и рецензенту она показалась своего рода воплощением наивысшего драматизма.

Джемс Тиррел впервые появляется в середине IV акта, когда напряжение действия достигает своего апогея. Герцог Глостер, совершив десятки убийств, подобрался наконец к трону. Отныне он король Ричард III. Но на душе у него неспокойно.

Еще жив принц, сын умершего короля, законный наследник престола. Жив и другой его малолетний сын, герцог Йоркский.