Карта дней

– Если вы не способны позаботиться о них как следует, я тут ни при чем, – отрезала Фрэнки.

– Продавец не несет ответственности за ошибки покупателя.

Я узнал масленый голос Болванчика.

– Ты продала мне порченый товар и теперь должна дать одного бесплатно!

Судя по звукам, они уже собирались вцепиться друг другу в глотки, но тут какая-то дама постарше крикнула:

– Прекратите! Никаких драк на нейтральной территории!

Все стихло. Затем хриплый голос произнес:

– Я и так уже потратил на тебя полдня, Фрэнки. Давай начинай свое шоу.

– Отлично. БОЛВАНЧИК!

С громким скрипом, взметнув облако пыли, занавес стал подниматься. За ним обнаружился пустой и обшарпанный зрительный зал: драные сиденья и покосившиеся под опасным углом балконы – казалось, еще чуть-чуть, и они рухнут вниз.

На сцене собрались три группы. Все смотрели на нас, но при этом как будто не забывали приглядывать друг за другом. Каждая группа держалась на удалении от остальных. Фрэнки и Болванчик стояли ближе всего к нам. Фрэнки была во фраке и с жезлом в руке, точь-в-точь как ведущий циркового представления.

Сейчас мне трудно в это поверить, но тогда я еще понятия не имел, кто такие остальные. И, пожалуй, это было к лучшему: будь мне известна их репутация, я бы испугался так, что не сумел бы мыслить ясно. Фрэнки предложила нас на продажу самым ужасным бандам странных, промышлявшим в Нью-Йорке, и на ее приглашение откликнулись трое главарей. Впереди, в центре сидел на стуле молодой парень с волосами дыбом, застывшими у него над головой, словно гребень волны, и с тонкой опасной улыбкой. Он был в костюме с иголочки, но на ботинках запеклась красная грязь. Звали его Крах Донован. Позади него стояли двое подручных: чопорного вида девица, читавшая газету, и мальчишка, который, похоже, читать вообще не умел, – с пустым взглядом и челюстью, отвисшей в тупом удивлении.

Впившись в меня взглядом, Крах о чем-то спорил с девочкой в безупречно-белом платье, подвязанном на талии огромным шелковым бантом. Волосы у нее были длинные, но тщательно завитые и уложенные локонами вдоль спины, лицо – молочно-белое, гладкое и совершенно холодное, а рот изгибался подковкой вниз, точно зеркальное отражение улыбки Краха. Губы непрерывно шевелились, как будто девочка что-то жевала или беззвучно говорила сама с собой. Но самым странным в ней было облако черного дыма, парившее у нее над головой и плечами и медленно вращавшееся, но не рассеивавшееся в воздухе. Звали ее Анджелика, и она пришла одна.

Крах терпеть не мог фотографироваться, но много позже мне все-таки попался нечеткий снимок, на котором он сидел точно так же, как сейчас, забросив ногу на ногу. Анджелика, наоборот, любила покрасоваться перед камерой, и один из ее портретов, где она качается на качелях, а дымное облако над ней немного сбилось в сторону, получил большую известность среди американских странных. Некоторые даже вставляли его копии в рамку и вешали на стену – как мишень для стрельбы или с подписью «Разыскивается».

Крах и Анджелика спорили о ком-то, кто еще не пришел, – о представителе Неприкасаемых, без которого Фрэнки отказывалась начинать.

– Даже не надейтесь, что он покажет сюда свою лохматую рожу, – говорил Крах. – Или куда бы то ни было еще в этом городе.

Голос у него был мелодичный, с легким ирландским акцентом.

– А жаль, – заметил его подручный, мальчишка с лицом идиота. – Я бы его связал и потребовал выкупа.

– А я бы еще приплатила за такое зрелище, – сказала Анджелика. – Даже если вы его схватите, не видать вам выкупа, как своих ушей. Песья Морда и его клан вас не боятся. Это вам не Лео с его тупыми громилами.

Говорила она с придыханием и чуть нараспев: с каждой новой фразой голос как будто взмывал к потолку, а под конец предложения плавно опускался на пол.

Крах бросил взгляд на карманные часы и встал.

– Слушай меня, Фрэнки: если через минуту мы не начнем, я забираю своих и ухожу.

– Болванчик! Заставь его сесть! – крикнула Фрэнки.

– Сядьте, пожалуйста, мистер Донован, – сказал учитель.

– Я не подчиняюсь приказам человека, который позволяет ребенку звать себя паршивыми кличками, – заявил Крах.

– Ты пожалеешь, что так говорил обо мне! – завизжала Фрэнки. – Однажды ты будешь умолять меня о прощении!

Казалось, вот-вот вспыхнет ссора, но тут двойные двери с грохотом распахнулись, и в зал бегом ворвался какой-то маленький человечек.

– А вот и он! – воскликнула Фрэнки. – Говорила же я вам: он придет!

Новоприбывший уже несся по проходу, на бегу срывая шляпу и пальто с высоким воротником, скрывавшим его лицо.

– Простите за опоздание! – с пронзительным нью-йоркским акцентом выкрикнул он. – Пробки – просто кошмар!

Он взбежал по ступенькам и остановился в свете прожекторов. Это зрелище меня потрясло: передо нами стоял совсем еще юный мальчик, но все его лицо – до последнего миллиметра, кроме глазных яблок и губ, – было покрыто густой, длинной шерстью. Это и был Песья Морда, главарь Неприкасаемых с Элдрич-стрит, самого презираемого и ненавистного клана странных в Нью-Йорке.