Карты четырех царств.

— На голове. Да.

— Это важно, поняла? Не возвращайся туда, где наши вещи. Забудь о них. Сейчас ты пойдёшь к северным воротам, выберешь тихое место и оплатишь проживание на три дня вперёд. Ты будешь ждать меня, никуда не выходя и не делая самых малых глупостей.

— Да.

— Тише мыши. Заботься о змеях, я обещал вернуть их невредимыми домой, в пустыню, и помни: если что, они защитят тебя.

— Да. Но пап…

— Нет времени. — Вервр досадливо поморщился и всё же добавил: — Я весьма глуп, я благодарно принял, как подарок и наследие, имя старика Монза. Его полное имя, понимаешь? От рождения он звался Ан Тэмон Зан. Первым в череде из нескольких его имён было именно это — Ан, короткое и удобное. Так я стал Аном. Вот только первым на юге указывают не имя, а род. Я не учёл.

— То есть тот преступник… — шепнула Ана, и было заметно, как похолодели её пальцы, уши, щеки.

— Да. Старик был несказанно щедр, ведь он принял меня в семью. Подарил мне куда больше, чем я думал… Всякое настоящее наследство имеет тайну и цену. Пришла пора узнать и заплатить. Жди терпеливо. Я не смогу пока что помочь тебе, даже в худшем случае.

— Только не позволяй им убивать тебя, — жалобно пискнула Ана, глядя вверх, на срез плоской крыши ближней мазанки.

Именно туда вспрыгнул вервр, бесшумный и — невесомый… Он шагнул и, вроде пустынного миража, растворился в мареве полудня. Попробуй научись у него всему, если он — сплошная загадка и к тому же почти всемогущ… Так думала Ана, и её мысли доподлинно знал вервр, и уносил их с собой, как сокровище. Очень долго, а может, и вовсе никогда, о нем никто не переживал. За него не боялись. Его не ждали с надеждой и болью.

В несколько прыжков вервр выбрался на ближнюю к площади крышу. Заскользил, пригибаясь и вчуиваясь, процеживая сквозь зубы жар и пыль городского ветра, а заодно запахи, вкусы, настроения.

Толпа разрослась и заполнила площадь. Гнусавый глашатай завершил перечисление преступлений ужасного Ана Эмина Умийи, который не только подло проник во дворец мудрости, но и покинул его после полного обучения, чтобы уйти в пески и распространять запретное знание среди врагов Казры.

Злодея, едва способного двигаться после многодневных допросов, выволокли на площадь и бросили лицом в пыль. Толпа взволновалась. Молчаливые — потому что многие из них лишены языков, знал вервр — слуги дворца мудрости вывели под уздцы двух смирных лошадок, запряжённых в повозки, полные камней. Покрупнее и помельче, острых и округлых, удобных под любую руку. Горожане охотно, чуть не в драку, разбирали камни, предвкушая действо и делая ставки, сколько продержится преступник в сознании, хотя бы и лёжа.

Вервр спрыгнул наземь у ограды дворца и пробежал к кольцу охраны, извиваясь и протискиваясь сквозь плотную толпу не хуже змеи. Поднырнул под руку ближнего стража с отравленным клинком и пошёл неспешно, нагло, ведя пальцем по шеям прочих и превращая охрану мимолётным прикосновением — в набор забавных статуй, не годных ни двигаться, ни тем более воевать. Вервр шипел, звука люди не слышали, но парализовал он не хуже касания руки.

На совершенно тихой площади, забывшей дышать, скоро остался подвижен лишь вервр. Он добрался до приговорённого и встал у него за спиной.

— Сказано в третьей скрижали, стих пятый, строфа седьмая, — обращаясь к вратам мудрости, зашелестел вервр Ан. Негромкий голос его был слышен всякому и внятен до самого слабого звука, — «Колени преклони пред мудрости рекой, смиренно зачерпни и пей из вод познанья». — Ан помолчал, степенно поклонился и встал на колени. — Что означает: всякому дозволено ступить сюда и задать вопрос. Я чужестранец, и мало во мне понимания, но я смиренно прошу об ответе, для меня жизненно важном.

— Да будет так, — отозвался сладкий, отечески снисходительный голос из-за врат.

Некто с даром синей ветви и высоким званием придворного мудреца принял вызов, чтобы дать время страже и соглядатаям. Вервр подавил усмешку. Наверняка для «чужестранца» уже готовят самый глубокий из подвалов допросной башни. Опять некто строит планы, такие обычные для людишек, такие удобные для вмешательства и правки их опытным вервром! Два-три дня — и дворец мудрости, этот роскошный змеёвник, управлялся бы движением брови. Есть прелесть в чтении доносов, составленных лучшими мастерами письма. Изящных, витиеватых доносов… и даже в стихах. Ведь очень скоро тут поняли бы: хозяин ценит рифмы и понимает в них толк.