Те, кто был ближе всего к массам, яснее всего осознавали опасность анархической революции. Вот почему межпартийная группа, к которой я принадлежал, так настойчиво требовала коренной перестройки правительства и делала все возможное для ее ускорения. С осени 1916 г. в различных кругах развернулась подготовка государственного переворота. В заговорах участвовали ряд организаций и даже члены Прогрессивного блока в Думе. Заговорщики были в контакте с армейскими кругами, в планы были втянуты некоторые генералы, не говоря уже о младших офицерах. Был подготовлен ряд заговоров, и планы обсуждались соответствующими заговорщицкими группами на секретных собраниях в Москве и Петрограде. Один план предусматривал арест императрицы и всего ее окружения с последующим требованием отречения царя в пользу его малолетнего сына при регентстве Михаила Александровича.
Некоторые из этих планов были готовы к исполнению зимой 1916 г., и посвященные в заговоры с нетерпением ждали их осуществления. Наша межпартийная группа, состоявшая из представителей всех левых элементов в Думе, была в контакте со всеми активными радикальными силами страны и через наших агентов стремилась выработать общую программу и предотвратить разногласия, которые могли бы помешать задуманному государственному перевороту. Это было необходимо, потому что многие революционные центры не были знакомы с целями, ради которых работали другие группы. Помимо содействия государственному перевороту, мы должны были подготовить все демократические и социалистические партии к этому событию и создать центр, вокруг которого можно было бы сплотить революционную демократию как контролирующую силу против народных эксцессов.
Насколько я знал и участвовал в планах государственного переворота, так обстояло дело в Петрограде и Москве. Были, однако, дополнительные проекты того же рода на фронте и в других местах. Например, одна группа армейских офицеров планировала разбомбить с самолета царский автомобиль в определенном месте на фронте.
К сожалению, ни один из планов государственного переворота не был осуществлен. Людей, от которых зависела реализация этих планов, удерживали замшелые традиции верности престолу и императорской семье. Они все колебались и переделывали планы, пытаясь определить полномочия регента и т. д. и оттягивая решающий момент. Но промедление с каждым днем подвергало опасности все предприятие, все более и более подвергая его разоблачению со стороны полиции. Несколько подходящих моментов уже были упущены.
Наконец, государственный переворот был назначен одной группой на конец февраля. Но было слишком поздно.
13 февраля Дума начала свое последнее заседание. В этот день ожидалась большая народная демонстрация. Полиция и войска выстроились вдоль улиц, ведущих к Таврическому дворцу. Среди рабочих было сильное движение за выступление в поддержку Думы, но думское большинство через открытое письмо Милюкова к рабочим решительно и даже грубо отклонило эту помощь, прося рабочих не выступать. Государственная цензура, кстати, пыталась воспрепятствовать публикации этого письма. Заседание началось в напряженной обстановке. Большинство, хотя и сознавая надвигающиеся критические события, отказывалось признать, что время примирения с правительством прошло и что народ вот-вот возьмет дело в свои руки. Оно по-прежнему упорно отказывалось в своей слишком умеренной политической декларации присоединиться к требованию всей буржуазии о министерстве, ответственном перед Думой.
Это заявление совершенно не соответствовало действительному положению дел и чаяниям всей страны. Однако лидеры большинства сочли первоначальный проект этой декларации, составленный Шульгиным, слишком радикальным. Даже те прогрессисты, которые склоняли Прогрессивный блок присоединиться к левым, считали, что решение, совместимое с лояльностью царю, все еще возможно, хотя в своем заявлении они заявляли, что страна находится «накануне демонстрации своего недовольства». В тот же день (27 февраля) Милюков заявил в Думе: «Только героические меры могут излечить ту беспомощность, которая обрушилась на страну из-за стены, которой отгородилось правительство, которая в течение последних трех месяцев стала еще более непроницаемой… Мы достигли решающей точки. Со всех сторон мы видим патриотическое беспокойство. Только своевременное примирение может принести спасение. Одна Дума не может устранить этого беспокойства, но мы верим, что патриотизм народа не позволит ослабить наши оборонительные силы в этот критический момент».