Проснулась Мария совершенно здоровой, только голова слегка кружилась. А Байраков вернулся наутро и никаких следов интервенции вроде бы не заметил. С собой он принёс большой пакет из строительного магазина – оттуда торчал черенок лопаты.
Чёрная овца вкуснее
В кардиоцентре невыспавшегося Зиновьева приветливо встретила помощница главврача, цветочное имя которой измученный депутат пытался вспомнить на протяжении последнего часа (Роза? Лилия? Оказалось, Резеда). Вошли в кабинет к Габинскому, тот куда-то опаздывал и торопился, но успел сказать главное: если депутату нужно лечь на обследование, то лучше с этим не тянуть.
– Хоть завтра оформляйтесь.
Габинский уехал, а Резеда отправила Зиновьева на кардиограмму, УЗИ сердца и ещё какие-то обследования-исследования. Шуршание бахил и мерный гул таинственных медицинских аппаратов привели депутата в некий сорт философского транса – когда поневоле смиряешься со всем, что с тобой происходит. Как говаривал любимый Надин Лао-цзы, «поднебесный мир выправится сам собой».
«Мир-то, может, и выправится…» – печально думал депутат, ожидая результатов обследования. Он был готов к самым страшным диагнозам и мысленно составлял завещание. Не зря же ему показывают в последнее время такие сны!
Сегодняшней ночью, точнее, тем крохотным фрагментом, что уцелел от бдений за уголовным делом, Зиновьеву приснился очередной кошмар, теряющий при попытке пересказа всю свою жуть. Депутат в этом сне тянулся за каким-то очень нужным предметом, но взять его не мог – предмет постоянно отодвигался, причём не на критичное расстояние, но ровно на такое, чтобы Зиновьеву чуть-чуть не хватало длины рук.
Надя, наверное, сказала бы, что это символ подавленного желания, но Зиновьев сон жене не пересказывал – пожалел будить.
– Проходите, Олег Сергеевич, – позвали его из кабинета. – Присаживайтесь.
Врач – крупная пожилая женщина с очень короткой стрижкой – смотрела в монитор, где беззащитно светились результаты всех обследований Зиновьева. Она уже знала его диагноз, а он – нет! Сердце забилось сразу и слева, и справа, и вверху, и внизу. Оно ухало совой и отдавалось в ноге.
– Я умираю?
– Что, простите? – врач посмотрела на Зиновьева такими изумлёнными глазами, как будто он внезапно заговорил на китайском. – Да у вас сердце как у лётчика-космонавта!
– А как же эти ощущения? Холод в груди, ну, я описывал…
– Послушайте, Олег Сергеевич. Всё, что с вами происходит, – это последствия чрезмерной трудовой активности или стресса. Всего лишь нервы не справляются! Я могу, конечно, сейчас выдать вам холтер и провести суточное мониторирование – но, честно скажу, не вижу в этом ни малейшего смысла. Кардиограмма – само совершенство. УЗИ не выявило никаких изменений. Возможно, вы сильно нервничали в последнее время? Или это реакция на аномальную жару – такое тоже может быть. Я выпишу вам направление к неврологу, а от себя посоветую вот что.
Врач доверительно склонила к нему свою коротко стриженную голову – как девочка, решившая поделиться секретом:
– Никакого счастья в мире нет, Олег Сергеевич. Нет в нём ни идеала, ни совершенства, ни справедливости. И вы не ищите ничего такого – это вредно для здоровья, даже иногда убийственно! Я давно слежу за вашей деятельностью, можно сказать, я ваша поклонница, но вы не бережёте себя совершенно! В мире нет ничего кроме маленьких радостей: улыбнулся вам ребёнок, встретили на улице красивую женщину, заприметили радугу – вот это и нужно ценить! А больше ничего нет, Олег Сергеевич. И сердце ваше тут совершенно ни при чём, тем более что работает оно идеально.
Зиновьев вышел из кардиоцентра как будто немного оглушённый – и не сразу заметил, что водитель Юра поставил машину прямо напротив входа. Юре пришлось даже выйти из автомобиля, потому что депутат шёл мимо с бессмысленным лицом.
– Ты постой тут немного, – Зиновьев отразил наконец водителя. – Мне надо пройтись.
И, всё так же крепко сжимая в руке направление к неврологу, депутат зашагал по дорожке в Зелёную рощу.
Зелёной рощей и другими городскими парками Байраков пренебрегал по той причине, что здесь всегда гуляло слишком много людей. В Рощу его, впрочем, тянуло: в прежние времена на местной территории располагалось монастырское кладбище, а старые могилы (да ещё и церковные!), как известно, имеют особую энергетику.
В прошлые века весь этот квартал – от улицы 8 Марта и чуть ли не до Московской – принадлежал Ново-Тихвинскому монастырю, которым управляли с незапамятных времён как на подбор толковые игуменьи. Процветал Ново-Тихвинский и в новое время: Байраков раз видел, как подъехал к Александро- Невскому храму громадный джип, из которого высыпались весёлые монашки с пакетами из продуктового магазина «Гипербола», название которого хорошо иллюстрирует его ценовую политику.