Казаки

така щира думка, що видцуравшись вид ляхив, не приста-ваты до Москвы, на ии пидмову не пиддаватыся, а славне Вийсько Запорожське нызовее: от наша надия! О, як бы мы трымалысь вси вкупи: не те, що ляхи — и москали не по-боролы б нашои козацькои сылы.

— Добра твоя ричь, — сказал судья Уласенко, — тильки, як бы рокив хоч десять по переду була проказана. Бо вже тепер Украина через нутряни свои разрухи ни на вищо звелася.

— Мы з вийськом нызовым едналысьмо, — сказал Дорошенко. — И перед кошовым прысягу цареви выконалы. Так Москва тыеи. присяги не поважае и бояре ии не ха-чуть, кажут, щоб выконалы мы прысягу перед Самойло-вычем и перед Ромоданом, а не инак. Що робыты! Не хотилось нам корытысь перед поповычем, да ничого не вдием. Не поповычови поклонымось, а цареви, що ёго на-ставыв и посылае. Учыню так, як цар велыть, а описля не маю кновать ничого. Житыму в прывати тыхомирно. Що там робытыметься — мени все байдуже! Нехай тильки мене вже не займають, и всю родню мою, и при наший худоби нас нехай заставлять. 3 нас и буде! И поповычеви годытыму. Що захочуть, нехай вытворяють надо мною: силькись! Все терпитыму? Багато я погордував над людьмы

. на своему вику. Покаятысь при конци вику хочу. Аже кажеться: в терпинии стяжите ваши души! Маты, благо-славы!

— Абы тильки за перши зли учынки не взявся, — сказала старуха. — А на добри я благословляю.

Мать со слезами на глазах встала с своего места, сняла со стены висевший образ Спасителя в терновом венце и, осенив им склонившего перед нею голову сына, произнесла:

— Сыну мий любый, сыну первородный! За все, чим проты мене погришыв еси, я тебе прощаю и благословляю на жыття нове. Пошлы тоби, Гоподы, здоровья и счасття! -

После этой семейной сцены, Дорошенко велел позвать привезшего Полуботков лист посланца. ,

Привели Малявку. -

— Скажи мени правду, козаче, да тильки щиру правду, як перед Богом. Не видбрихуйся, — говорил ему Дорошенко. — А я тоби даю справедлыве слово гетманське: не буде тоби ничого злого. Ты пиймав мого Мотовылу? Не бийсь, кажи просто.

— Я, пане гетмане! — отвечал Малявка.

— Я так и думав, — сказал Дорошенко. — Бо зави-щась велыке тебе зразу так пиднеслы, що з простого рядо..,

выка хоружим сотенным учинылы. Як же ты его пиймав? Чи дав тоби кто про его зарани звистку?

— Выйшовши з Чыгирына, угледив я, що якийсь бидо-лашный старець вылиза крадькома з городу. Пидзорно мени те здалось. Я догнав ёго. Подаровав спершу ему свое одиньня и сапьянци, а у ёго взяты хотив, що на ёму було. Вин не дався. Тоди я догадався, що тут щось е, позвав козакив, розулы ёго и я з лычакив выйняв лыст.

— Кажи правду, — заговорил Дорошенко: — Мотавы-ла не посылано до московського гетмана?

— Ни. Сыдыть у Борковського за сторожею, — сказал Малявка.

— И лыста мого не посылано до московського стану? — спрашивал Дорошенко.

— И лыста не посылано, — отвечал Молявка.

— Я, — сказал Дорошенко: — пошлю Вуеховича и Та-расенка до обозу пана Самойловича и Ромодана: нехай умову подпышуть, и присягнуть обопильно. Тоди я до их прииду гетмансьтво свое сдаваты. А тым часом, поки мои вернуться, ты зостанешься аманатом. А Полуботок нехай маго Мотавыла прышле до мене и лыст той мий, що перенято. Я тоди разом с тобою до их выиду!

VIII

В казацком стане в шатре наказного гетмана Полуботка собрались все пришедшие под Чигирин полковники. Перед этим собранием, сидевшим за столом, стояли Дорашеиковы посланцы Вуехович и Тарасенко. Они объяснили полковникам, что отправка Мотовила учинена была Яненченком мимо воли и ведома гетмана, уверяли, что с Яненченком в соумышлении немного неопытной молодежи, которая сама не знает, что делает, а большинство чигиринцев заодно с гетманом стоит твердо на том, чтобы искренно, без обмана покориться. Вуехович умолял полковников поступить в этом случае по-товарищески, не сообщать о перехваченном «листе» Косагаву, простить неразумную молодежь и не думать, чтоб Дорошенко участвовал в таком коварном замысле, а Дорошенку отослать и Мотовила и взятый у него в лаптях «лист». Тогда Дорошенко немедленно приедет к ним в стан. Палубаток отвечал, что все сделается так, как желает Дорошенко, только пусть Дорошенко немедленно после отправки к нему Мотовила с листом приезжает в московский стан на реку Янчарку и там перед всеми положит свои клейноты, а потом поедет в главный обоз к Ро-модаиовскому и Самойловичу. Полковники тотчас приказали возвратить Дорошенку <<лист» перехваченный и препроводить Мотовила в Чигирин, а Вуеховича и Тарасенка отправили к Косагову, от которого те уехали в главный обоз к Самойловичу и Ромоданавскому.

Между тем новый хоружий черниговской полковой сотни сидел в доме Вуеховича, которого мать по приказанию сына угощала со всевозможным хлебосольством. К концу дня сказали Молявке, что его зовет гетман. Он вышел за ворота двора Вуеховича, но там ожидали его Яненченко и приятель последнего бывший медведовский сотник Губарь. .

Яненченко сказал Молявке:

— Ты пиймав Мотовыла?

— Я, — отвечал Малявка. — Я вже повидав самому ясневельможному.