Казус белли или цейтнот резидента

Сломанная кость туманила сознание Риммы адской болью, и полыхала, будто в огне. Женщина подняла на него уставшие, измученные глаза с коричневыми кругами под ними. Постаравшись придать им твердое выражение, она открыто встретилась с его сочащимся ненавистью взглядом.

Ее поразили его ненормально расширенные зрачки, и она инстинктивно поежилась.

— Страшно? — ухмыляясь, прошипел он.

— Не больше, чем тебе, сумасшедшая скотина! — тихо сказал она.

Авдеев с силой ударил ее по щеке, разбив в кровь нижнюю губу.

— Тварь! — завопил он. — Ты меня еще не знаешь!..

Вытерев с лица кровь здоровой, страшно ослабшей рукой, Морозова выплюнула в лицо склонившегося над ней взбешенного бандита вязкий кровавый сгусток и хрипло выдавила:

— Заткнись! Твое место — в палате душевнобольных!

Римма смерила его ледяным взглядом. Она наблюдала, как тот медленно вытирает занавеской лицо, еле сдерживаясь, чтобы не пустить в ход кулаки, и с горечью подумала, что ее ожидает. Если ее не убьют эти подонки, она попадет в руки полиции, и ее тут же передадут «Сюрте». Самой же выпутаться из этой передряги с переломанной рукой удастся вряд ли.

Она сокрушенно покачала головой и обвела взглядом бандитов.

Застывший в дверях Берг вдруг отчетливо понял, насколько была права женщина. Авдеев — настоящий сумасшедший! Как он не догадался об этом раньше?

Он сделал неуверенный шаг к Борису, держа палец на спусковом крючке автомата. Тот медленно обернулся. Его полный безумия взгляд задержался на крошечном отверстии направленного ему в грудь «узи» и затем встретился с затравленными глазами громилы.

Лицо Авдеева прочертила гримаса ненависти. Чисто рефлекторно он провел рукой по щеке, задергавшейся в нервном тике. Клаус испуганно попятился назад, пока снова не уткнулся в стену. Он хорошо помнил этот взгляд и эту гримасу, чтобы не догадаться, что за этим последует.

Разлепив слипшиеся губы, он хрипло выдавил:

— Не вздумай ее убивать, Борис! Сейчас нам всем светит лет по сто тюрьмы, но если мы сдадим ее властям, то, может, открутимся десятью годами, не больше!

— У меня для этого нет времени, — не своим голосом произнес тот, предчувствуя накатывающийся приступ. Потом все-таки совладав с собой, ухмыльнулся: — Кто тебе сказал, что я убью эту потаскушку?

— Я это вижу!

На Клауса было страшно смотреть.

— Нет, — медленно покачал головой Борис. — Для начала я с ней позабавлюсь, а потом уж решу, что с ней делать дальше, раз она такая несговорчивая!

Римма приготовилась к самому страшному.

Авдеев нагло ухмылялся, чувствуя свое превосходство. Он глядел на почерневшую от невыносимой боли женщину поблескивающими от похоти глазками. Пританцовывая от возбуждения, он нарочито медленно направился к ней, любуясь написанным на ее лице смятением.

— Сейчас я проверю, настолько ли хороши твои прелести, как кажутся…

Он приблизился к ней, выхватил нож, чтобы перерезать веревки, которыми пленная была привязана к креслу, и задел угол журнального столика. На пол, звеня, полетели пустые пивные бутылки. Отшвырнув их ногой, он полоснул ножом по бечевке и спрятал его в карман. Растопырив руки, он приготовился повалить женщину на пол.

— Не тешься иллюзиями, куколка. Никто не в силах меня остановить. Даже твой защитничек, от штанов которого уже завоняло!

Авдеев фыркнул:

— Поняла, сука?

Берга затрясло.

— Эй, ты… отойди от нее!

Он вскинул автомат, но спустить курок не решился. После убийства Ковалева Авдеев вселил в него панический ужас.

— Да пошел ты…

Борис, оскалившись, вплотную приблизился к женщине.

— Готова, киска? — его руки хищно вцепились ей в плечи. — Уж меня зашпилить, как Мейера, тебе не удается!..

Отчаяние придало Римме силы.

Превозмогая чудовищную боль, пронзившую все ее тело, она подтянула к себе связанные ноги. Затем резко выбросила их вверх, метя коленями бандиту пах. Удар пришелся точно по месту. Он оказался настолько сокрушительным, что, крякнув от умопомрачительной боли, Борис, скрючившись, с воплями повалился ей на ноги.

От непомерного усилия у Риммы перед глазами вспыхнули кровавые круги. Задыхаясь, она вцепилась здоровой рукой в его длинные космы. Приподняв голову ничего не соображающего от боли бандита, она с силой, которую никто не мог заподозрить в таком хрупком, истерзанном пытками теле, с размаха опустила ее на колено.

Комната потонула в леденящем кровь визге Авдеева.

Обессилено обмякнув в кресле, Римма почувствовала, что силы покинули ее окончательно. Ее тело судорожно искривилось, сведенное невыносимой мучительной болью. Сознание стало покрываться сумеречной завесой.

Хруст разбитых носовых костей Авдеева заставил Клауса побелеть. Все произошло настолько быстро, что он растерялся.

— Эй, ты… — захрипел он. — Ты… ты что сделала?!

Неимоверным усилием воли Римма заставила себя остаться в сознании.

— Так же ведь… ты сам его едва не… не пристрелил. Я же видела, — обессилено выдохнула она с короткими передышками. Как можно незаметнее она запустила ослабшую до невозможности руку во внутренний карман распластанного у нее на коленях Авдеева. Там находился ее пистолет.