Оторвав спину от стены, он медленно подошел к креслу и вгляделся в белое, без единой кровинки лицо Риммы. Девка, конечно, красивая, но пускай лучше дожидается своих «освободителей» в отключке. Иначе опять выкинет какое-нибудь коленце, и ему ничего не останется, как пристрелить ее, защищаясь.
Он ухмыльнулся, вспоминая, как она обработала Бориса, и испытал от этого глубокое чувство удовлетворения. Хоть кто-то указал этому выскочке на его действительное место!
Продолжая скалиться, он перекинул автомат из одной руки в другую, подошел к скрученному в бараний рог Авдееву и с силой опустил тяжелый ботинок ему на голову.
Раздался глухой удар, и следом за ним комнату разорвал совершенно дикий, пронзительный вопль Авдеева.
По ту сторону двери до Белбороды донесся полный лютой злобы мужской голос:
— Что, тварь, неужели больно? Ну, извини, не знал…
Нога гориллы с размаха врезалась в бок опрокинувшегося на спину Бориса еще раз.
Послышался сухой треск ломающихся ребер.
Захлебнувшийся в бульканье хрип сорванного пронзительным визгом голоса заставил на голове у полковника зашевелиться волосы.
Неужели опоздал??!
Он метнулся к расположенной по правую руку двери и, высадив ее ударом ноги, ворвался в комнату. Берг, склонившись у кресла над Авдеевым, резко обернулся на шум и выставил вперед автомат.
Уловив краем глаза белое, как мелованная бумага, лицо женщины, разведчик вскинул свой бесшумный четырехствольный пистолет и, почти не целясь, спустил курок.
Голова бандита лопнула как перезрелый помидор. Разнесенная вдребезги разрывной пулей, она взорвалась серо-красной трепещущей слизью, брызнувшей во все стороны.
Обезглавленное тело Клауса, валясь на бок, плашмя упало на старенький деревянный столик. Под его весом тот сложился, как карточный. Конвульсивно дернувшись, бандит застыл. Из разорванной аорты в спинку выпачканного дивана ударила тугая струя алой крови.
Прикрыв дверь, Иван бросился к Римме.
Скользнув пустым взглядом по содрогающемуся в беззвучных рыданиях Авдееву, он подскочил к женщине и поразился ее безжизненному виду.
Лицо ее мало чем отличалось от лица мертвеца. В сжатых в тонкую полоску губах не было ни кровинки. Под глубокозапавшими глазами, прикрытыми посиневшими веками, залегли коричневые тени.
Иван спрятал за пояс пистолет и приложил большой палец к белой, как мрамор, шее женщины, пытаясь отыскать сонную артерию. Пульс еле прощупывался.
Промокнув рукавом с ее лба капельки пота, он выхватил из ножен тяжелый десантный нож и одним взмахом освободил ее безвольное, гибкое тело от веревок. После этого он расстегнул ворот ее джинсовки. Нежно подхватив на руки, уложил на пол, обеспечив тем самым усиленный приток крови к мозгу.
Обратив внимание на ее неестественно вывернутую и опухшую руку, Иван ловко вспорол до самого плеча залитый кровью рукав жакета. Обнажив отекшее в обширном кровоподтеке предплечье, он в изумлении покачал годовой:
— Сколько же ты натерпелась, милая!..
Он быстро скинул со спины ранец и вынул из личной аптечки два компактных одноразовых шприца с впаянными пластиковыми ампулами с лекарством. Обнажив иглы, поочередно ввел женщине двойную дозу обезболивающего.
Отпихнув в сторону обезглавленное тело Берга, он выхватил из-под него более-менее приемлемую широкую дощечку из останков столика и одним ударом тяжелого ножа расщепил на две половинки. Обломив о колено, подогнал под требуемую длину. Потом резким, несильным рывком свел воедино сломанную кость женщины. Наложив дощечки на поврежденное предплечье, согнул ее руку в локте и крепко-накрепко забинтовал в таком положении, укрепив на груди.
— Порядок!
Затем выудил из бокового отделения аптечки ампулу с нашатырным спиртом, вскрыл ее и поднес к носу женщины.
Скоро ее частое дыхание стало более глубоким и спокойным. Тонкие ноздри затрепетали, втягивая едкие пары нашатыря. Ресницы слабо вздрогнули, и Римма, приоткрыв посиневшие веки, недоуменно разглядела перед собой сквозь красную пелену разукрашенное боевым гримом лицо разведчика, Его сверкающие белками глаза, резко контрастирующие с камуфляжным гримом, ее напугали.
— Ах… — еле выдохнула она настолько ослабшим голосом, что Иван едва расслышал его. Она попыталась здоровой рукой отвести в сторону его руку с ампулой, но не дотянулась и в изнеможении опустила ее на место.
— Не беспокойтесь, это я, — тихо проговорил Белборода, испугавшись, как бы женщина вновь не потеряла сознание. — Вам нечего бояться!..
По ее осмысленному выражению глаз полковник понял, что женщина находится в сознании. Она постаралась сфокусировать на нем взгляд. По промелькнувшей в ее глазах тени, догадался, что она узнала его.
— Вы?.. — собравшись с силами, несколько громче произнесла она блеклым измученными голосом, не в силах поверить в спасение.
— Да, я, — он выдержал паузу. — Я был бы последним негодяем, если бы бросил тебя в беде, милая. Ведь во всем, что с тобой приключилось, виноват я один!