Кэд

— Ясно. Вы помогли Кэду опорожнить его бутылку.

— Я говорю серьезно, Генри. Если вам эта мысль не по нраву, я переговорю с «Таймс», и если им она тоже не понравится, — с другими журналами. Дело очень перспективное и не может не заинтересовать того, кто держит нос по ветру.

— Этот тип — пьяница и бездельник. Вы теряете время, Эд. Почему вы думаете, что он в состоянии работать?

— А почему вы сомневаетесь?

— Я знаю пьяниц. Если кто-то сумел основательно заглянуть в бутылку, его оттуда уже не вытащить.

— Вы разговаривали с Кэдом? Откуда же тогда этот пессимизм? Мы ведь ничего не теряем. Кроме того, он заинтересован не меньше меня.

— Говорят, он живет в какой-то лачуге за песо в день и бутылку текилы. Это верно?

— Факты устарели. Он действительно жил в лачуге, это верно. Но потом заболел. Агент Венда, Адольфо Крил, нашел его и поместил в госпиталь. Его вылечили. Он провел там три недели, не выпив ни капли. Это Крил пришел ко мне и попросил что-нибудь сделать для Кэда. Вы помните его фотографии, которые он сделал на корриде, или репортаж об индусах? Я видел Кэда, он мне симпатичен. Этот парень пал так низко, как только можно упасть, но он готов подняться. Вы помните, как в свое время пытались его заполучить. Но он был слишком дорогим фотографом, и неудивительно, — за талант надо платить. Сейчас ему очень трудно, но с нашей помощью он вернет себе хорошую форму. А что это означает — вы должны и сами понимать.

Матиссон раздавил сигарету в пепельнице.

— Если он не пил в госпитале, это совершенно не значит, что он снова не запьет.

— Ради Бога! — воскликнул Бурдик. — Вот уже восемь дней, как он вышел из госпиталя, и не пьет ничего, кроме кока-колы.

— Он здесь? — удивился Матиссон.

— Итак, Генри, я ставлю вам условие: либо я работаю вместе с Кэдом, либо предлагаю свои услуги «Таймс».

— Вы, кажется, это окончательно решили, Эд?

— Да, решил. Мне хочется прославиться.

— Что вы надумали?

— Мне нужно дополнительно шесть страниц ежедневно. Мы втроем будем выбирать сюжет, Кэд сделает цветные фотографии.

— У вас уже есть идея?

— Да. Контрасты. Кэд потрясающий мастер в этой области. Молодые и старые, бедные и богатые, альтруисты и паразиты, словом, все в этом роде.

Матиссон подумал и, наконец, кивнул, стараясь не показать, что предложение его заинтересовало.

Сколько это будет стоить?

— Вот это другое дело. Пока вы можете взять Кэда за три сотни в неделю. Год назад он стоил в четыре раза дороже.

— Ну, что же… возможно, это будет интересно. Вы думаете, он подпишет контракт на шесть лет?

— Я не позволю ему подписывать контракт на такой большой срок. Два года — не больше, и на второй год — пятьсот долларов в неделю.

— Вы что, стали его агентом? — ядовито спросил Матиссон.

— Я не хочу, чтобы его дурили, — сказал репортер. — Просто, я знаю вас… Итак, решили?

— Я поговорю с ним, — сказал Матиссон. — Ничего не обещаю, но поговорю с ним.

Часом позднее Бурдик отыскал Кэда в соседнем баре.

Кэд очень изменился за эти четыре месяца. Он похудел, и в его черных волосах появились седые пряди. Солнце Мексики сделало его кожу черной, но выглядел он неплохо. Несколько рассеянным, правда, но тут же улыбнулся, заметив Бурдика, и пригласил его сесть рядом.

— Спасибо, Вал, — сказал Бурдик. — Я договорился о контракте на два года. — Он похлопал Кэда по руке. — Мы им покажем, на что способны, старина Вал. Я принял вашу историю близко к сердцу. Теперь мы будем работать вместе.

Так образовалось содружество, которое впоследствии заставит заговорить о себе и поднимет тираж «Нью-Йорк Сан». Кэд, казалось, понял, что только дисциплина и быстрота реакции делают работу журналиста успешной. Сотрудничество с Бурдиком не оставляло ему времени на воспоминания. У него иногда возникало желание выпить, но он не поддавался, потому что не хотел подводить Бурдика, который очень помог ему. Они пили только кока-колу и кофе.

Бурдик жил в трехкомнатной квартире неподалеку от редакции, и уговорил Кэда переехать к нему.

Иногда Кэд вспоминал о Хуане, прежде чем уснуть. Его воспоминания уже почти не мучили, хотя он все еще любил эту женщину. Он знал, что, если она войдет в эту комнату, он ни за что не прогонит ее, и понимал, что он просто несчастный идиот. Да, она вела себя подло, но Кэд готов был простить ее. Хуана проникла в его душу, как вирус в живую клетку. И все же он никогда не пытался найти ее, или хотя бы разузнать, что с ней случилось. Она, без сомнения, вернулась в Мехико, и Кэд спрашивал себя, неужели она все еще с Педро Диасом, или уже бросила его ради нового увлечения. Кэд помнил, что Хуана все еще была его женой, знал, что может потребовать развода, но гнал от себя эту мысль.

Однажды вечером, когда он уже довольно давно работал с Бурдиком, раздался телефонный звонок. Кэд как раз собирался смотреть телевизор. Бурдик, лежа в пижаме на диване, спокойно посоветовал:

— Не отвечайте.

Но Кэд не удержался от искушения, чувствуя странную потребность взять трубку.

Вал узнал голос Матиссона:

— Это вы, Кэд?

— Что случилось?