Читаем Кевин Гарнетт. Азбука самого безбашенного игрока в истории НБА полностью

У нас со Скотти случается перепалка. Это лишь сильнее раззадоривает меня. Я думаю: «Я оказываю упорное сопротивление одному из великих».

Игра продолжается, и я становлюсь увереннее в себе. Не отступаю. Меня никто не выставит дураком. Я конкурентоспособен рядом с этими ублюдками. Я играю со Скотти плотно, жестко и неуступчиво. Я прямо у него перед носом. Я веду себя так, будто каждое мгновение моей жизни вело меня к этому моменту. Скотти может быть Скотти, но прямо сейчас он просто баскетболист, которого я должен переиграть в мяч. Я неудержим.

Оглядываясь в прошлое, я изумляюсь, как такое вообще могло произойти. Вероятно, охранник думал, что угодит Джордану и Пиппену, швырнув им молодого и нежного свежего мясца, которое они смогут раздербанить? А может, охранник пригласил меня из доброты и рисковал своей работой, давая мне возможность пожить мечтой? Как бы то ни было, мне было что сказать охраннику: «Спасибо вам».

Isiah

«И услышал я голос Господа, говорящего: “Кого Мне послать? И кто пойдет для Нас?” И я сказал: “Вот я, пошли меня!”».

Это отрывок из библейской Книги пророка Исаии. Исаия был великим пророком.

Меня поражает мысль о том, что в тот же самый день, когда я играл разогревочный матч против Джордана и Пиппена, я встретил еще одного Исаию, чье имя писалось по-другому, но кто стал пророком в моей жизни.

Во время паузы в игре с участием меня, Скотти и Джордана вдруг появляется Айзея «Зеке» Томас, все это время смотревший наш спарринг со стороны. Как будто мне было мало двух моих кумиров в соперниках! Зеке тоже залез сюда, мать его. Я думал, у меня глюки.

Поймите вот что: для меня Айзея был самым что ни на есть президентом Чикаго. Он был политиком с района. Его любили все. Зеке знал злые улицы. Он знал всю неприглядную изнанку. Он никогда не отворачивался, не бежал и не терялся. Брат вырос прямо из бетона этих улиц. Он был с Западной стороны, но в Го не было ни одного места, куда бы он не мог прийти погонять мяч. Он знал, что такое упорство, и знал, что такое грязь. Самые отбитые ребятки в Го респектовали Зеке по полной. Выживание в Го – не то же самое, что выживание где-либо еще. А когда ты выживаешь – и процветаешь – так, как Зеке, ты стараешься не распространяться об этом лишний раз. Такие знания обычно держишь при себе. А если и захочешь ими поделиться, то только с другими братьями, которые приехали в Чикаго до или после тебя.

Поскольку Зеке приехал раньше меня, он знал такое, о чем я никогда не слышал. В то же время у нас была целая орда общих знакомых из уличных братьев. Байки из гетто. О том, как одни братья выбрались из него, а другие нет. У Зеке всегда было припасено несколько жемчужин мудрости. Мы с ним могли трепаться часами. Еще один факт: когда я увидел его в зале тем вечером 1995-го, он только-только закончил карьеру. Годом ранее он порвал свое ахиллово сухожилие. Это поставило крест на его карьере. Ему было тридцать четыре. Мне было восемнадцать. Он был одним из старших братьев для меня.

Я никогда не спрашивал у него, почему он пришел туда в тот день. Он никогда не спрашивал у меня, почему я был там в тот день. Мы просто были там. Одно из тех космических совпадений.

Он подошел ко мне и что-то сказал. В его голосе не было ни намека на ажиотаж. Он скорее делал заявление по фактам.

«Кевин, – сказал он мне, – ты только что сладил со Скотти Пиппеном. Скотти – лучший игрок в лиге. Пацан, ты мог бы играть в лиге прямо сейчас

».

Когда эти слова вылетели из его уст, мир для меня остановился. Время перестало тикать.

Но, может быть, я ослышался.

«Что ты сказал?» – спросил я.

«Пацан, – повторил он, и на этот раз его глаза расширились, – ты мог быть играть в лиге прямо сейчас».

«Черт, в натуре, Зеке? В натуре?»

«Ага, в натуре».

Мне нужно было беззвучно повторить его слова самому себе.

«Пацан, ты мог быть играть в лиге прямо сейчас».

Возможно, если бы эти слова произнес не Зеке, а кто-то другой, они оказали бы на меня меньшее воздействие. Но из уст Зеке эти слова приняли форму не только пророчества, но и благословления. Бенедикции.

«Ну, что скажешь? – спросил он. – Ты готов пойти в лигу?»

Все в моем мозгу, теле, сердце и душе разом сказало: «Да!»

И после этих «да» пришел…

Нет.

Мне больше не придется возиться с этими гребаными ACT и SAT. Это дерьмо сводило меня с ума. И хотя я пробовал сдавать тесты множество раз, я был уверен, что никогда не наберу достаточно высоких оценок. Кроме того, непоступление в колледж не будет означать конца моего образования. Я любопытный чел. Я всегда буду учиться, всегда буду заниматься самообразованием. Колледж – не единственное место, где процветает обмен знаниями. Для человека широких взглядов обучение может проходить везде и всюду.

Нет.

Мне не нужно следовать шаблонам двадцатилетней давности.

Нет.

Я не обязан подстраиваться под устаревшее мышление, которое после того, как я проанализировал его повторно, потеряло всякий смысл.

Нет.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее