Читаем Кевин Гарнетт. Азбука самого безбашенного игрока в истории НБА полностью

«Вы не в тот район заехали, – это все, что он сказал. – А теперь проваливайте на хер».

На хер такое дерьмо. Я подумал про себя, но не сказал вслух. В конце концов, я все еще был на условке и не мог позволить им закрыть меня. Но я увидел, что полиция Сисеро – просто еще одна городская банда.

Homework / Домашка

Моим любимым учителем в Фаррагуте был мистер Кларк. Он был темнокожим мужчиной с седыми, цвета кокаина, волосами а-ля Кенни Роджерс и здоровенными седыми же усами – в его лице сочетались черты дядюшки Бена с упаковок риса Uncle Ben’s и Фредерика Дугласа. Он носил джинсы, поло и кейс. У него были небольшой живот и правильная осанка. Она разговаривал на литературном английском. Но делал это с душой.

«Класс, – говорил он в своей обаятельной стильной манере, – я желаю вам доброго утра. Доброе утро, дамы. Доброе утро, господа. Сегодня я бы хотел озадачить вас несколькими интригующими теориями».

Мистер Кларк, также умевший хорошо петь, преподавал математику, научную теорию и музыку. А так как я любил математику и науку, я слушал его на уроках. Другие учителя были жутко скучными. Мистер Кларк же был склонен к театральности. Широкие жесты. Сильный громогласный голос. Он требовал внимания. А еще делал отсылки, которые мне очень нравились. Рассказывал о сэре Исааке Ньютоне, открывшем гравитацию. Рассказывал об Александре Грэме Белле, изобретателе телефона. Рассказывал об Альберте Эйнштейне, открывшем относительность.

Мистер Кларк был интеллектуалом, а еще он был из братьев. Он рассказывал о движении за гражданские права. И читал не из учебников, а делился реальным жизненным опытом. Он маршировал с демонстрантами. Ездил на Юг и сносил там тумаки.

«Я рос без привилегий, – сказал он. – Наоборот, меня топили в грязи».

Мне нравилось, как он использовал слово «топили».

«Я поднялся из грязи, – добавлял он, – потому что был настроен развивать свой ум и укреплять дух. Этого же я желаю всем своим студентам. Пусть ваш ум и дух никогда не перестают расти и развиваться».

Эти слова тронули меня.

Фаррагут определенно был паршивой школой – в туалете можно было увидеть, как какая-нибудь девка отсасывает парню, но к учебе там я относился серьезно. Я слушал. Я участвовал. Я поднимал руку. Благодаря тем речам, которые мне приходилось толкать в Зале Царства, я уверенно выступал как оратор. Когда я первым решал задачу по алгебре, я издавал крик. На уроках науки мне нравилось узнавать о стенках клеток, клеточных мембранах и фотосинтезе. Когда мистер Кларк заговорил о теории эволюции Дарвина, я стал задавать ему вопросы и спрашивал, пока не понял всю концепцию.

«Любопытство, – говорил мистер Кларк, – стимулирует нас».

Ментальная стимуляция помогала не только моему разуму, она помогала мне и с девушками. Я же не просто баскетболист. Я тот, кто может им помочь с домашкой.

Hot Dog / Хот-Дог

В Фаррагуте были серьезные проблемы с бандами. Расовые бунты были обычным явлением. А теперь туда приезжаю из Каролины я – со своей условкой за якобы подстрекательство к расовому бунту, – так что мне надо быть осторожным. Но осторожность не способна изменить окружающую культуру. Банды так и будут враждовать каждый день. И эта вражда вот-вот должна была захлестнуть всех, в том числе и меня.

Я сижу на обеде с Ронни Филдсом и другими партнерами по команде, как вдруг из ниоткуда мне в лицо прилетает хот-дог. Я в ярости. Оглядываю кафетерий и вижу, как один из членов Лэтин Кингс, банды, доминировавшей в школе, встает с места и говорит: «Ну чё как, кореш?»

Я пру на него. Это первый раз, когда мои братишки увидели меня дерущимся. Как я уже говорил, чикагские братаны кулаками не машут. Они палят из стволов. Но моя деревенская натура возвращает меня к тому, что я знаю лучше всего, и я устраиваю лютую взбучку любителю хот-догов. Следом я уже сижу под дверью кабинета директора, ожидая, когда меня вызовут. Вместе с Хот-Догом рядом со мной сидит бандюк, которого я буду называть 7 Стволов.

7 Стволов указывает на Хот-Дога и говорит мне: «Ты знаешь, а ведь он один из моих ребят».

Узнаю, что 7 Стволов – испаноговорящий бандюган, который заправляет всей школой. В Фаррагуте 85 % учеников – латино.

7 Стволов задирает футболку. Два ствола. Я смотрю на его ноги. Еще один ствол привязан к его лодыжке. Другой заткнут за пояс со спины.

«Я вижу, что ты знатный баскетболист, – говорит 7 Стволов, – но я тоже поигрываю. Хочу, чтобы ты продвинул меня в команду. Я играю разыгрывающего. И метаю “трехи”».

«Ну, круто», – говорю я.

Мы дэпнули.

«Поговори со своим тренером. Сделай так, чтобы меня взяли».

«Даю слово», – отвечаю я.

«И еще кое-что, – говорит 7 Стволов. – Я вижу, как ты каждое утро ходишь по Кристиана-стрит. И разные типы тебя достают».

Он прав. Каждый день, пока я иду по улице, меня дразнят четыре бандюка. Они говорят по-испански, поэтому я ничего не разбираю. Но смысл улавливаю. Я перехожу дорогу, чтобы уйти от них. Видеть, как они зубоскалят, значит утратить душевное равновесие.

Сидя рядом с 7, я делаю вид, что мне это побоку.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее