Читаем Кевин Гарнетт. Азбука самого безбашенного игрока в истории НБА полностью

До моего приезда в «Бостон» в команде творился полный кавардак. Внятной структуры не было. Док Риверс, Пол, Рэй и я помогли ее выстроить. Мы построили культуру, в которой игроки занимали центральное положение.

Мы заправляли раздевалкой. Она была нашим маленьким убежищем.

Кто-то – мне все равно, кто это мог быть, – порой пытался вторгаться в наше пространство.

Один из нас – обычно это был я – быстро осаживал: «А ну-ка свалил н***й отсюда. Ты как вообще здесь оказался? Где охрана? Выведите его отсюда».

Если кто-то оказывал сопротивление, я всыпал ему по первое число. «Тут больше не прокатывает та херня, что раньше, это тебе не прошлый год. Теперь мы ведем дела вот так».

Мы вместе ходили на ужины, в кино, вместе давали интервью.

Док сыграл важнейшую роль во внедрении подхода «железный занавес». Сила занавеса защищала нас от любой негативной энергии извне. Позитивная энергия поддерживает сама себя, и к успеху нас привела именно эта позитивная энергия, невозможная без центральной роли игроков.

Prejudice / Предрассудки

В конце сезона 2013 года Джейсон Коллинз совершил каминг-аут, признавшись, что он гей. Событие было серьезное, учитывая, что он стал первым открытым геем, выступавшим в ведущих американских лигах баскетбола, бейсбола, футбола или хоккея. Позже он взял себе 98-й номер, потому что именно в этот год Мэттью Шепарда до смерти замучили за то, что он был геем. Джерси Коллинза с 98-м номером на спине стала бестселлером в официальных магазинах NBA. Джейсон подписывал каждую из них и отдавал все вырученные средства в Фонд Мэттью Шепарда.

Это греет мне душу. В конце карьеры я поиграл с Джейсоном за «Бруклин Нетс». Партнером он был отличным. Его сексуальная ориентация никогда не обсуждалась. Он был одним из нас. Ребенком я унаследовал множество предрассудков своего поколения. Будучи молодым спортсменом, я никогда не показывал на геев пальцем и не стыдил их. По правде говоря, я даже не догадывался об их существовании. Но по мере моего взросления гей-движение становилось более публичным, и со мной произошла трансформация. Я заглянул в себя и увидел, что глубоко во мне сидит предрассудок. Мне не нравился этот предрассудок. Мне вообще не нравятся никакие предрассудки. Так что мне пришлось вступить в конфликт с самим собой. В чем была причина этого предрассудка? Как и в случае с большинством предрассудков, в страхе перед неизведанным. Белые плохо знают черных. Белые боятся черных. Поскольку страх – такое неприятное ощущение, он быстро трансформируется в ненависть. С ненавистью проще сладить, чем со страхом. То же относится к гетеросексуалам и геям. Гетеро боятся геев, потому что боятся даже малейшего проявления гейства в самих себе. И вновь страх обращается в ненависть.

Большой респект таким типам, как Джейсон Коллинз, – тем, кому хватило смелости обличить эти страх и ненависть и, невзирая ни на что, твердо стоять на своем.

Prince

Мы устраивали домашние вечеринки – в доме Мамы и тетки, на которых музыка гремела вовсю. Пибо Брайсон. Кёртис Мэйфилд. Арета. Стиви. Облака дыма от шмали, виски Crown Royal, барбекю и печенье, все сидят за столом для игры в карты и режутся до глубокой ночи. Тем временем мы, детишки, тусовались во дворе, бегая и прыгая там до самого рассвета.

У мамы были свои пластинки: Сэм Кук, Глэдис Найт, Sam & Dave – все самое лучшее. Пока мы с сестрами убирали дом, она врубала эту музыку на полную и смеялась, когда я начинал отплясывать со шваброй в руках. Она видела, что я умею двигаться. Лишь когда появился Принс, она начала наседать на меня. Я вырос на Принсе. Любил его еще до того, как научился понимать его. Меня цепляли его ритмы, а не истории. «Darling Nikki» была моей любимой песней. Я крутил ее постоянно. Слова пролетали мимо моих ушей. Принс вещал о том, как мастурбирует на журнал, но я не слушал его слов; я просто танцевал.

Вдруг Мама обрывала мои танцы, выключала бумбокс и спрашивала: «Что ты знаешь про Никки?»

«Мне нравится песня».

«Прекращай петь эту песню».

«Почему?»

«Тебе не нужно знать почему. Тебе нужно лишь знать, что играть ее нельзя».

Естественно, это заставило меня полюбить «Darling Nikki» еще сильнее.

Впервые я встретил Принса на заре своей карьеры в «Ти-Вулвз». Я был в его клубе Quest. Два часа ночи. Там была приватная комната, достаточно просторная, чтобы уместить восемь-девять ниггас. Я попросился туда.

А там он. Костюм с блестками. Стильная федора. Обувь из кожи крокодила на большой платформе.

Он кивает мне.

«Хочешь поболтать?»

Конечно, я хочу поболтать с Принсом.

Его телохранитель, Биг Чик, белый человек-гора, который иногда носит Принса на плечах, держит ухо востро, следя за тем, чтобы нас никто не побеспокоил. Принс хочет обсудить баскет. Он шарит в баскете. Он играл в него в старшей школе Норт Коммьюнити. У него много вопросов, у меня много ответов. Но больше всего мне нравится его фраза: «Йоу, мы едем в Пэйсли-Парк. Давай за мной».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее