Кевин Гарнетт. Азбука самого безбашенного игрока в истории НБА

Чего?! Что это за такие крутые кроссы, за которые убивают?

Тогда мы с моими пацанами помчали в магазин и – вот они, стоят на витрине Foot Locker, на пьедестале из плексигласа, под светом софитов.

Это был Святой Грааль.

Потом мы задаем вопрос, который задают все дети: «Сколько они стоят?»

Сто двадцать долларов!

Я никогда не слышал, чтобы кроссовки стояли $120.

В те времена кроссовки стоили по 30, 40, ну, может, 50 долларов. Высокий ценник лишь добавил им притягательности и легендарности.

Помните моего кореша Элдрика Лиамона, погибшего в юном возрасте? Так вот, когда он как-то поднял на улице большие бабки, он купил всем пацанам в районе по паре Air Jordans. Мы все расхаживали в этих кроссах, сердца у нас так и выпрыгивали из груди, мы смотрели на сучек свысока, ходили в них сначала неспешно, потом чуть быстрее, потом бежали, но нет, не играли в них, никогда – никто не хотел даже немного ушатать эти тапки. Air Jordan’ы были чем-то гораздо большим, чем просто кроссовками; они стали предметом вожделения, вокруг них началась настоящая мания. Что интересно – и очень важно, – в этих кроссовках не было белых элементов. Они были черно-красными. После того как сообщение об убийстве стало новостью общенационального масштаба, Nike заартачился и начал выпускать другие вариации кроссовок. Белую пару, красную пару, черную. Но эти версии сразу идут на хер. Ничто не заменит оригинальную. Святой Грааль был священным, священным, потому что за него пролилась кровь, священным, потому что он вдохновил миллионы «паломников».

То были времена, когда Nike выезжал на Джордане и делал на это главную ставку. Они, как одержимые, запрыгнули Джордану на спину и уже не слезали. Возили его в Париж. Превращали нарезки лучших моментов с ним в рекламные ролики. Приводили его в съемочные павильоны и говорили: «Надевай эти кроссы и данкай. Надевай эти кроссы и бросай трешки. Надевай эти кроссы и просто прыгай».

Кто так же данкал, как Джордан, еще до Джордана? Доктор Джей, вот кто. Но Джордан был круче Доктора Джея. У Доктора Джея был хорошо поставленный джамп-шот, но они не шел ни в какое сравнение с джамп-шотом Джордана. Джордан был примером, которому мы все должны были следовать. Он был аватаром. Имя «Майк» было мантрой. А Nike был тем корпоративным монстром, который воплощал все это в жизнь.

Когда я пришел в лигу девятнадцатилетним игроком, я выбрал Nike. Я бы хотел сказать, что прибежал к Nike бегом, но на самом деле это Nike прибежали ко мне. Естественно, мне это очень понравилось. Вскоре я стал гонять в самых разных моделях Nike.

Моя первая встреча с Nike была на подписании контракта. Но на второй встрече, состоявшейся во второй мой сезон в NBA, когда «Ти-Вулвз» приехали на игру в Портленде, мы уже обсуждали дизайн. Рик Уилсон, четкий братан, был моим корпоративным связным. Я любил Рика. Он сам остановился в шаге от лиги и работал под началом двух других чуваков: Стива Риггинса и Говарда Уайта. Говард был тем, кто привел Джордана в компанию. Все эти мужчины творили Черное превосходство в бизнесе.

Они устроили мне экскурсию по кампусу Nike. Прекрасный пейзаж со зданиями. Потом они сделали заявление, от которого мне сорвало крышу:

«Мы выпустим твои именные кроссовки. Назовем их Garnett 1».

На той встрече со мной был Баг. Никогда не забуду выражения его лица. Оно буквально говорило: «Твою ж мать!»

Помните, все это произошло меньше двух лет спустя после моего исключения из старшей школы Молдина.

Перед этим я первым презентовал модель Nike Jumpman. Но Jumpman были частью бренда Jordan. Эту модель продвигали под эгидой бренда MJ, это был своего рода второй эшелон, возможность проверить, могут ли другие игроки продвигать на рынке кроссы. Я был первым, но потом то же самое делали Эдди Джонс, Джим Джексон, Джейсон Кидд и Джамал Мэшбёрн. Мне полюбились Jumpman, и я играл в этих тапках очень долгое время. В то же время, как и всякий братишка, когда-либо игравший в мяч, я мечтал об именных кроссовках. И насколько могу судить, Garnett 1 стали большим достижением.

Вот что еще делает кроссовки такими привлекательными: они дарят веселье. Как только ты зашнуруешься – и не важно, сорок тебе лет или четыре года от роду ты готов выдвигаться на поиски веселья и радости. Что подводит меня к еще одной причине, объясняющей мою любовь к Nike. Они внедрили меня в Fun Police (Полицию веселья). Fun Police называлась серия рекламных роликов, которая помогла запустить мой персональный бренд, хотя кроссовки там даже не упоминались. Fun Police помогла представить меня людям в роли телевизионной знаменитости и, в какой-то степени, актера.