Хаски и его учитель белый кот. Том III

— Если бы я не стал Наступающим на бессмертных Императором, а стал таким же как ты образцовым наставником, ты бы согласился по доброй воле быть рядом со мной? Возможно ли, что тогда ты относился бы ко мне немного лучше?

В конце концов, он снова впился поцелуем в шею Чу Ваньнина, словно желая завладеть им целиком, высосав всю его кровь.

Как будто это был единственный способ доказать себе, что человек в его объятьях принадлежит только ему, а не этому совершенно не похожему на него Мо Вэйюю.

Он спрятал глаза за опущенными ресницами и спросил:

— После всего он ведь нравится тебе намного больше, чем я… — его голос стал хриплым.

— Мо Вэйюй, что ты несешь?!

Да, память Чу Ваньнина и правда были нарушена, так что сейчас он помнил только предыдущую жизнь и ничего из настоящей. Естественно, разве мог он понять, что за чушь он болтает?

Так что, пожалуй, в этот момент этот человек и правда принадлежал только Тасянь-Цзюню.

Внезапно он почувствовал невыносимую тяжесть на душе.

Неизвестно почему, но как обычно полный надменности голос прозвучал горестно и жалко. Положив голову на плечо своего любовника, Тасянь-Цзюнь тихо спросил:

— Если я силой заберу у него духовное ядро… будешь ли ты еще сильнее ненавидеть меня?

Что тут еще можно сказать, и есть ли вообще что-то более непостижимое, чем быть отвергнутым из-за соперничества с самим собой.

Тасянь-Цзюнь еще крепче сжал Чу Ваньнина в своих объятьях.

— Но изначально ты был человеком этого достопочтенного… не изменяй мне.

Страстно и истово пробормотав это свое желание, Тасянь-Цзюнь почувствовал себя опустошенным.

Слишком долго пролежав в одиночестве затупится и самый острый клинок.

— Восемь лет. После возрождения так долго ты был у него, а я все это время в одиночестве ждал в том другом бренном мире.

Покинутый Дворец Ушань поблек без ушедшего супруга[269.4].

— Не покидай меня снова. В первый раз я еще мог закончить все самоубийством, но если ты уйдешь второй раз… я даже не смогу выбрать смерть, — Тасянь-Цзюнь нахмурился. В этот момент на его лице переплелись печаль и одержимость, отчего оно выглядело одновременно мрачно и безумно, — я не смогу это вынести…

Глава 270. Цитадель Тяньинь. Заслуженная кара и приговор

Три дня пролетели быстро. На рассвете третьего дня Ши Мэй стоял у дверей тайной комнаты.

Тасянь-Цзюнь уже полностью оделся. Его одежда, включая броню, была все того же черного цвета, на тонкой талии располагался яркий серебристый футляр с тайным оружием. Сразу бросались в глаза длинные стройные ноги, развернутые плечи, кожаные наручи в виде чешуи дракона на руках и запястья, обвязанные множеством трубок с метательным оружием.

Когда он посмотрел на Ши Мэя, его взгляд был холоден и безучастен:

— Ты пришел.

— Приготовься, мы отправляемся в Цитадель Тяньинь.

— Незачем готовиться, пошли.

Ши Мэй смерил его изучающим взглядом:

— А что насчет Чу Ваньнина?

— Я напоил его лекарством, он спит.

Ши Мэй кивнул, но из предосторожности вместе с Тасянь-Цзюнем вошел в тайную комнату и проверил пульс:

— Пока его энергии недостаточно, но она полностью восстановится в течение нескольких дней. Нужно быть особо внимательными и осмотрительными, — сказал Ши Мэй.

Конечно, Тасянь-Цзюнь не боялся боевой мощи Чу Ваньнина, поэтому и спросил о другом:

— А память?

Ши Мэй взглянул на него:

— Тоже восстановится.

— …

Проигнорировав недовольное выражение на лице помрачневшего Тасянь-Цзюня, Ши Мэй встал с кровати и установил в тайной комнате дурманящий разум заговор крепкого сна, чтобы Чу Ваньнин не смог внезапно проснуться и помешать его планам. Напоследок, когда они уже вышли из комнаты, он заблокировал дверь еще одним сильнейшим запирающим заклинанием.

— Зачем ты наложил это заклинание? — нахмурился Тасянь-Цзюнь. — На этой горе нет и не может быть посторонних, а у Наньгун Лю разум малолетнего сорванца, так что здесь нет никого, кто мог бы войти туда и помочь ему.

Все с тем же неизменно спокойным лицом Ши Мэй холодно и равнодушно ответил:

— От крысы, живущей в твоем доме, не убережешься[270.1].

— Кто это?

— Ты его не знаешь, — Ши Мэй вздохнул, — но он и правда самый близкий мне человек. Не будем об этом, пойдем.

И они ушли.

В опустевшей холодной каменной комнате остался лишь Чу Ваньнин. Он по-прежнему был погружен в глубокий сон, в котором, окружив его со всех сторон, воспоминания двух жизней постепенно возвращались к нему.

Однако даже Ши Мэй не мог предположить, что Чу Ваньнин так долго находился в подобном неустойчивом душевном состоянии и не мог вернуть свою память и полное сознание вовсе не из-за физической слабости. Была еще одна очень важная причина…

Воспоминания, что он должен был восстановить, принадлежали не только ему!

Половина его земной души слишком долго находилась в теле Мо Жаня, так что со временем их души оказались переплетены друг с другом и теперь, когда эта часть души возвратилась к нему, вслед за ней потянулись и некоторые глубоко сокрытые в сердце Мо Жаня воспоминания.