Хлеб печали

Они шли будто по холодному каменному коридору; редко, когда на брусчатке виднелось теплое пятно солнечного света, зато следов от человеческой паники здесь было предостаточно: вокруг валялись клочья одежды, раздавленный пирожок (застывшее варенье блестело как свежая кровь), чей-то выбитый зуб, детский мячик из лоскутов ткани. Руди безнадежно ждал, чтобы Анна наклонилась к нему и сказала, что ни в чем не виновата; возможно, он даже поверил бы ей и предложил бы защищать ее от барона до последней капли крови. Но между ними ехал мертвец, потихоньку съезжавший на правый бок, и Анна глядела куда угодно, только не в его сторону, и не делала попыток приблизиться.

На площади, где столб для казни так и торчал среди дров, заботливо выложенных шалашиком, уже ждал городской совет в полном составе, в пышных одеждах, которые, впрочем, смотрелись весьма неряшливо; их владельцев не обошла стороной всеобщая паника. Анна не стала подъезжать к ним ближе и остановила лошадь поодаль.

- Здесь мы попрощаемся, - сказала она Руди, недовольно бросив взгляд на людей. – Позаботьтесь, чтобы с… Чтобы тело не слишком… - Анна запнулась, разыскивая нужное слово, и с усилием проговорила: - мучили.

Он кивнул. Анна больше не удостоила его ни единым словом, будто они были лишь попутчиками, которых ради насмешки свела судьба. Она не обернулась, когда тронула лошадь, и Руди тоже не стал глядеть ей вслед, чтобы не растравлять себя.

- Еще раз мое почтение, господа, - сказал он, сняв шляпу. – Мне не удалось догнать ведьму, но я поймал оборотня.

- Это оборотень? – с сомнением спросил епископ, сложив пухлые пальцы на животе, рассматривая мертвеца. – Разве это не обычный человек? И, кроме того, он мертв.

- Разрешите доктору осмотреть его, - пожал плечами Руди. – Я видел, как он оборотился.

Под их испытующими, недоверчивыми взглядами он чувствовал себя уязвимым, словно его уличили во лжи. Разве Руди поверил бы сам, если кто-нибудь привез ему труп и принялся бы клясться, что это мертвый оборотень? Нет. Скорее, он заподозрил бы, что этот человек избавился от своего врага, а теперь пытается свалить свою вину на то, что сложно проверить.

- Что ж, - наконец пробормотал городской голова. – Доктор – это можно…

- Если он не будет чинить непотребств, - епископ строго поднял вверх палец, и городской голова ничтоже сумняшеся кивнул.

Глава двадцать восьмая. Руди. Исход

После долгой прелюдии, во время которой доктор всячески отказывался от столь великой чести и аргументировал, что он не обладает должной квалификацией, поскольку никогда не встречал оборотней и не видел ни единого трактата, где говорилось бы о том, как их исследовать; когда Руди чуть было не заснул под бормотание священника в теплом кресле, укрывшись плащом; когда слуга дважды заменил свечи в канделябре; после этой бесконечной прелюдии доктор наконец-то вымыл руки и вооружившись деревянным молоточком и стальной лопаточкой принялся осматривать труп. Каждое его движение немедленно записывалось в протоколе, и доктор, густо краснея, просил не записывать, если вдруг с его уст начнут срываться замечания, которые могут оскорбить слух людей благородных. Он по обыкновению чрезмерно суетился, и Руди, одурманенный усталостью и теплым вином, раздражался, глядя на его тень, смешно корчащуюся на стене.

- Удивительные зубы, - сказал доктор, приподняв лопаточкой губы мертвеца, словно поддевал блин со сковороды. – Слишком длинны для человека.

Он рассматривал зубы, вытянув губы дудочкой, похожий не на доктора, а на зеваку, который вдруг нашел что-то интересное и не знал, стоит ли тратить на это время.

- Что с вами делала графиня? – вполголоса спросил у Руди епископ, неслышно появившийся сзади. Он был столь худощав и горбонос, что все время выглядел смертельно уставшим. – Она тоже видела, как это существо оборачивалось?

- Она искала племянницу, - быстро отвечал Руди.

- Вот как? – по тону епископа было ясно, что он ничуть не поверил Руди. – Я слышал, что вы с ней близкие друзья, не так ли?

- Пожалуй, - осторожно подтвердил тот.

- И насколько хорошо вы ее знаете?

- К чему эти вопросы?

- О, - епископ неожиданно улыбнулся, но улыбка у него получилась мрачная. – Сдается мне, что она кое-что потеряла, и я удивлен, что до сих пор о пропаже молчат. Мне неловко вмешиваться со своей находкой, если хозяйка совершенно о ней не заботится.

Руди вопросительно поднял бровь.

- Я нашел ее печать, - ответил епископ. – Ведь это печать графини, не так ли?

Он протянул Руди перстень-печатку. Родовой герб ее мужа: гриф с копьем в лапах - был вырезан на оранжево-красном сердолике, помутневшем и потемневшем от времени. В уголке была маленькая корона, означавшая, что перстень принадлежит графине.

- Да, верно, - подтвердил Руди. – Где вы нашли ее?

Епископ опять нехорошо улыбнулся, обнажив узкие и редкие зубы.

- Я расскажу об этом его хозяйке, - ответил он. – Не хочу, чтобы вы, господин, испортили ей радость от обретения печати. Кстати, вы не замечали за ней каких-либо странностей?