Хочешь мира — готовься к войне (СИ)

— Не знаю. У меня нет режима и графика, — Юри покусал губы, о чем-то размышляя. — Я могу тебе позвонить.

— А позвони, — Юра достал собственный телефон. — Меня можно дергать в любой момент, я не супер-занятый человек.

Юри потянулся за сотовым.

— Я могу просто попасть в неудобный момент. Говори номер.

Юра продиктовал.

— Неудобный — это какой? Вряд ли ты меня с кого-нибудь сдернешь. Да и если я не возьму сразу — потом перезвоню точно. Или напишу сообщение. Так даже лучше наверное будет.

— В этой жизни может быть все, — Юри быстро записал номер и нажал вызов. — Если это будет неуместно, просто дай знать. И… если вдруг просто захочется поболтать — звони. Не факт, что отвечу сразу, но тоже перезвоню.

Юрка отбился и быстренько внес номер в телефонную книгу.

— Ты клевый. Если что будет неясно или будет нужна помощь — говори. — Он протянул руку собеседнику и улыбнулся.

Юри на мгновение сильно, но осторожно взял его пальцы.

— Надеюсь, ты сейчас не выругался. В любом случае — мы скоро встретимся.

Легкая дрожь вдоль спины закончилась очередным приливом краски к щекам, и Юрка, чтоб скрыть смущение, тряхнул головой, отчего челка снова съехала на глаза. Встретимся. Да. Обязательно. Особенно если удастся снова обойти Гошку, не попасть на глаза Беку и отправить Чао-Чао. И да, если его не зашлют в Питер. Витька вроде как подуспокоился и пока что угрозу свою отложил. И это круто, потому что расставаться с внезапно появившимся другом Юрке совершенно не хотелось.

— Ээмм… это вообще комплимент был. Про то, что ты классный и ты мне нравишься.

— Да? Тогда я не буду обижаться, — Юри, улыбаясь, поднялся с места. — Тебя подвезти?

— Не, не надо, меня ж ждут типа, волнуются и переживают. И суют в карманы рюкзака презервативы, — Юрка фыркнул, поднялся, забросил за плечо сумку и кивнул. — До созвона. Хорошего дня, Ю-ри.

Юри ненавидел слабость и ненавидел чувствовать себя слабым. Слабые в их семье не выживают. А он хотел жить. Сейчас — особенно. А еще Юри ненавидел дилеммы. Потому что сейчас у него была если не цель, то хотя бы стимул и желание. Его стимулом и желанием стал мальчишка, младше его чуть меньше, чем на десять лет. Не настолько большая разница, чтобы считать себя педофилом, и все же. Когда для него увлечение катанием превратилось вдруг во влечение к Плисецкому — Юри понять не мог. Они встречались не так часто, но Юри все больше ловил себя на том, что их встречи становятся все продолжительнее и все чаще заканчиваются в кафешках или маленьких ресторанчиках. Для этих вечерних встреч Юри сначала выкраивал время, переносил или отменял переговоры или инспекции, а потом ему это надоело, как и вечно недовольный взгляд Мицуро, и он сам перестроил свой график работы, оставляя себе свободным вечер. Они катались вместе или по-отдельности, Юрка учил его каким-то элементам, смеялся, потом уже Юри занимался с ним тем, что знал гораздо лучше. И про себя признавал, что тот, кто учил мальчишку драться — лично его очень интересует, как возможный спарринг-партнер. Дикая смесь профессиональной борьбы с «уличным» стилем не ограничивала Юру в приемах и способах самообороны, позволяя телу выбрать наилучший вариант. А еще Юри разглядел в его движениях деликатность, с которой учили Юру. Чтобы не сломать наработанное для фигурного катания, не сделать его неуклюжим на льду. Гениальным «драчуном» Юрке не стать, но ему это и не надо. Достаточно того, что он гениальный фигурист.

Юри вообще о Плисецком много думал. Думал, вспоминал, радовался встречам. И ловил себя на том, что заглядывается на тонкое подвижное лицо или на хрупкую фигурку, в которой скрывалась огромная сила и упорство. Уважение — это чувство появилось самым первым. Настойчивости, упрямству, воле и стойкости. Юри знал цену полету надо льдом слишком хорошо, чтобы не недооценивать. Потом появилось восхищение. Талантом, внутренней красотой, странной ранимостью и страхом, который иногда сиял в прозрачных зеленых кошачьих глазах. Очень красивых глазах.

Обычно Юри четко отдавал себе отчет в том, что чувствует и откуда берутся эти чувства. А вот когда появилось желание — вспомнить не мог. Физическое влечение, пока еще легкая ревность, желание видеть чаще и ближе. Непосредственный и живой Юра делал его жизнь ярче, но сделать его частью этой самой своей жизни Юри не имел права. Он Оябун. Преступник по закону. Он отдает приказы убить и убивал сам. Он решает дела семьи и вся та благотворительность, которой он занимается параллельно — на самом деле лишь попытка договориться с собственной совестью. Юре не место рядом с ним. Чистому, солнечному мальчишке нечего делать в его жизни. Но отказаться от встреч с ним Юри не мог. Да и не хотел. Юрка был только его. Только для него, а не для Семьи.