Хочу жить дольше! Записки геронтолога

— Видите ли, чтобы Вас, второй, не строили, не нужно для начала быть членом той организации, которая заточена под построение рядами. Боже храни Америку. Я хочу высказать благодарность национальному институту старения США, который выдает мне гранты.

Третий спрашивает:

— А зачем?

— Я делаю это, чтобы все это знали.

Третий:

— Нет, зачем он Вам вообще что-то выдает, первый? Вы же пустой, ни одной своей мысли! Действительно, Боже, храни Америку, если там такие как Вы.

Второй:

— Но таких организаций, как комсомол, и сегодня в разных странах много. В чём вопрос конкретно к теперь к вашему комсомольскому билету? Зачем было его выкидывать? Или уж, если более точно, а зачем мне выкидывать свой, тем более сегодня, когда прошло почти тридцать лет после развала Союза?

Третий:

— А я не вижу оснований для уничтожения любого исторического документа! В том числе и такого. Как и постоянного высказывания благодарности Америке по поводу и без повода! Это насилие какое-то, мне это вообще не интересно слушать.

Первый (не обращает внимание принципиально на третьего):

— Но это же билет конкретной организации! Именно поэтому я и уехал жить в Америку. Как вы оба не понимаете (сердится). Я сво-бод-ный человек, а вы оба нет.

Второй:

— Да, но если человек принципиально «не строится», то причем здесь толщина любого членства? Я знаю многое говно, которое не было членом комсомола, но от этого меньше не воняет. Может вопрос не в членстве всё-таки? Или мне заодно выкинуть солдатскую книжку моего отца и вообще память о прошлом?

Первый:

— Конечно же, вопрос о членстве, так как комсомольцы затем становились партийными. Без комсомола не было бы партии. Без партии не было бы гонений на Буковского. Цепь замкнулась.

— Нет, коллега, что было, то было…. мне лично не нужно ничего выкидывать в помойку. Это уже история, и личная, и страны. У Вас своя, у меня своя. Вы кстати к какой партии примкнули в Америке?

Третий опять комментирует:

— А то, что первый сжёг потихоньку билет, так это совсем не то, если бы он это сделал громко. Но он этого, между нами, не делал. Первым делом, приехав в Москву, он купил себе джинсы, украл научную статью, которую пытался опубликовать от своего имени и стал секретарем комсомольской организации факультета. Врёт он всё, он даже стучал на всех на потоке и в общаге кому надо. А диссидентство своё и сжигание билета он придумал для отъезда, как только тут стало голодно в 1992 году.

Первый второму гордо:

— Я демократ, — затем задумывается на несколько секунд. — Вы же, второй, пытаетесь докопаться до правды о болезни Ленина? Тогда будьте последовательнее и докопайтесь до правды об организации, которой вы так дорожите. Впрочем, она уже три десятка лет, как скончалась без следа.

Второй:

— А причём здесь моё конкретное историко-медицинское расследование и вопрос о правде об организации. Каким образом данный клинический случай, который очевидно стоит осветить профессиональному цеху врачей России, Ваш якобы порванный или сожжённый комсомольский билет и правда о комсомольской организации? И почему Вы пытаетесь построить других по своему образу и подобию?

Первый с пафосом:

— Ленин ведь создал ту организации, что привело к вашему членству. Я пытаюсь переубедить Вас, чтобы своим расследованием смерти своего учителя Ленина Вы бы раскрыли истину людям о комсомоле.

Второй возмущенно:

— Нет, нет и нет! Мои учителя, это только великие врачи русской клинической школы. Смотрите коллега, как Вы волей-неволей пытаетесь закидать меня штампами и оценками. И даже назначить мне учителей.

Третий:

— Уважаемый первый, я внимательно вас обоих слушал. Второй не дал Вам ни одного совета. Это удивительный факт, и если Вы не обратили на него внимание, то обратите. И не в том ли проблема ваша, первый, что Вы делаете дела тихо, но хотите, чтобы и все его окружающие делали также. Говорили одно, делали совсем другое. Второй же делает их громко и никого не просит так делать.

Первый уже не ответил, он спешил в свою Америку. Он уже собрал в России нужную ему информацию, чтобы в Америке выдать её за свою. Боже, храни Америку!

А сколько живут сами учёные геронтологи? Памяти В. Е. Чернилевского посвящается

Условия жизни в развитых странах на сегодня такие, что наш современник, как правило, доживает до своей старости. В силу этого, интерес к тематике старения и старости растет в обществе параллельно или даже, по моему мнению, с опережением увеличения доли населения самых старших возрастных групп.

Одновременно, такой мощный и быстрый процесс, затрагивающий все сферы общественной жизни, не мог не вызывать эмоциональных споров и в самом обществе, и в научной среде.

Именно длительный многолетний спор учёных на тему «Старение — это болезнь или нет» привел меня к решению начать писать книгу и я позвонил коллеге Валерию Евгеньевичу Чернилевскому, чтобы посоветоваться по ряду вопросов. Но мне просто сказали по его сотовому телефону: «Он вчера умер».