Холм псов

Вернемся же на минутку к героину. Дарья, а потом героин – под всем этим, как стена под побелкой. Девушка, которая писала магистерскую работу о феминизме в исламских странах, выставила меня из квартиры. Не могла по-другому. Даже пожелай она помогать мне дальше, ей бы запретил это делать космос. Карма неумолима. Другая девушка, работавшая в журнале для женщин, полюбила меня до той степени, что написала обо мне в Фейсбуке. Мол, ей жаль, что я уже не работаю, или – что я работал так мало, ведь я по-настоящему остроумен и вообще. Помню, она была высокой, ухоженной и остроумной. Хорошо пахла, чем-то свежим и терпким, даже издали, потому я удивился, когда оказался в ее квартире. Это была двухэтажная квартира на Солеце [92]. Огромная. У нее там не было электричества, потому что она забыла заплатить по счетам. Там воняло заплесневевшей едой в огромных количествах, словно в каждый угол квартиры запихали испорченную картошку и бутеры. Она сказала, что это потому, что когда выехала в отпуск на три недели, рабочие устроили замыкание и холодильник выключился – через день после ее отъезда. А в нем было полно замороженной курятины. Пришлось заплатить тысячу злотых женщине, которая это вычищала; и все равно в квартире воняло, и пришлось бы ободрать побелку, чтобы избавиться от этого запаха, добавила она. Мы трахались на большой кровати, рядом с которой стояла испорченная беговая дорожка и свежекупленный большой запакованный LSD-телевизор в коробке. Утром я сказал ей, что мне негде жить. Она пожала плечами, оставила ключи, сказала, что не знает, вернется ли сегодня, и чтобы я помнил: холодильник не работает.

Классно, вот только денег у меня больше не стало. Я остался там еще на несколько дней. Не было теплой воды, в ванной ходили тараканы, но пока у меня был героин, все шло прекрасно. Героин поляризует реальность, мир – это или рай, или ад, в нем нет никаких промежуточных состояний. Все шло прекрасно, но однажды утром я проснулся весь перевязанный болью, словно ветчина, перетянутая веревками, спутанный по всему телу сжимающимися нейлоновыми струнами. Мне страшно хотелось пить. У меня был понос. Я едва добрался до телефона, нашел номер Ксаверия – именно так звали странного скользкого типчика, у которого я покупал товар. Он казался менеджером группы диско, но ездил на «лексусе». Я сказал, что денег у меня нет, а он спросил, зачем я, в таком случае, вообще звоню. Я посмотрел в угол комнаты, где стояла огромная грязная кровать. У меня не было сил идти в туалет. Спросил, сколько товара он даст за новый, пятидесятидюймовый телевизор «Самсунг».

Его это ужасно позабавило.

Часом позже приехали два лысых хама. Молча взяли телевизор и дали мне товара примерно на четыре дня.

В ту ночь я спал в брошенном доме на Служеве [93]

. Рядом было еще несколько бездомных. Из комнаты той девушки я взял одеяло, запаковал его в сумку из IKEA, такую, знаете, синенькую.

Это был ужасно забавный опыт. Помню, что прежде чем я, наконец, заснул, втиснутый в угол на голом полу, прикрытый каким-то волглым картонным ящиком, понимая, что мимо меня по тому заброшенному дому, словно призраки, ходят и другие подобные мне куклы, – помню, как подумал, что предпочитаю это, чем пройти по Зыборку пешком среди белого дня, мимо всех его обитателей. Были еще и приятели. Какие-то. Но одному из тех приятелей, который, если честно, был мне по фигу, казалось, будто мы – лучшие друзья и что он непременно должен мне помочь. Он долго говорил со мной по телефону, пока я лежал на полу в том заброшенном доме. Долго и горячо. Ты должен что-то с собой сделать. Ты должен, старик. Сперва – давай ко мне. Я тебе помогу. Он работал журналистом, занимался выселениями и реприватизационными скандалами. Был ужасно глупым. Слушал кошмарную музыку, худшую в мире: Coldplay, U2, Muse, The Killers. В своей ужасной глупости оказался настолько умен, что не оставил мне ни ключа, ни кода от дома. Из-за него я и познакомился с Юстиной.

Я иду по Конституции, главной улице Зыборка, что бежит по нему, как набухшая вена. На половине дороги до Известковой, примерно около детсада, в который ходил Гжесь, есть круглосуточный магазинчик. В кругу света там стоит несколько машин и бесхозный велосипед. Кто-то выходит из магазина с пакетом пива, садится в машину. Эхо музыки из радио, какой-то диско-песенки, доносится словно из-под земли.

Мне и правда нужны сигареты. Впрочем, Юстина, небось, обрадуется. Перестану зудеть ей над ухом, что воняет и что нельзя даже толком поцеловаться.

В магазине приходится щуриться. Прикидываю, остались ли на карте хоть какие-то деньги. Я словно ребенок. У меня нет даже собственных денег. Что бы купил, будь они у меня? Может, пачку дешевых картофельных чипсов. Может, колу. Наверняка пиво. На пиво может и хватить.

Когда прошу пиво и сигареты, кто-то сзади говорит мне:

– Тогда ты был большим, но сейчас – явно поменьше.

Оглядываюсь. Снова это чувство. Ты ведь знаешь, прекрасно знаешь, что это не она, но сердце на миг превращается в мороженое.

– Привет, Каська.