Холодный Яр

С размаху пнул меня ногой в живот. Я едва не упал, поскользнувшись на кровавом месиве, но по пути встретил приклад чьей-то винтовки, которая отбросила меня на кучу теплых, влажных трупов.

Сквозь туман я видел, как председатель вытянул из-за пояса плеть и рассек ею воздух. Оловянные шарики впились в тело, но боль была пустячной. Перед глазами мелькнули зеленые круги и я ненадолго потерял сознание. Одев, меня отвели обратно в камеру. Дыру под потолком освещали уже лучи утреннего солнца.

Первая мысль – уйти из жизни, избавиться от мучений. Не теряя ни минуты, встаю, чтобы с разбега размозжить голову о каменную стену. Едва успеваю притормозить – это ничего не дало бы, кроме еще одной шишки. Падаю на нары и засыпаю. Сон полон кошмаров.

Очнувшись, ёрзаю от нестерпимой боли там, где кожа содрана нагайкой. Не лежится ни на правом, ни на левом боку – по ранам ползают вши. Всё, больше не могу терпеть! Срываю одежду и, сидя голым на нарах, раздумываю, что делать дальше. Сплести веревку из того, что на мне было, и повеситься? В подвале голые стены и ничего, похожего на крюк. Напасть на китайца, когда принесет еду? Он ходит безоружным, да и уложит меня теперь одной левой.

Ночью пробую удавиться. Рву подкладку женского пальто, скручиваю шнурок из длинной полосы. Затягиваю у себя на шее пальцами – в камере нет ложки, ни палочки какой-нибудь. Обморок наступает раньше, чем удушье. Пальцы выпускают бечевку, и через какое-то время сознание возвращается. Несколько попыток, и я бросаю эту затею.

Позднее я хотел уморить себя голодом – тем более, аппетита и так не было. Но через три дня хотелось уже и есть, и жить…

VII

Как-то днем приходит следователь и ведет меня наверх, в председательский кабинет. За столом сидят двое в рогатых буденовках – по звездам и ромбам на рукавах догадываюсь, что какие-то красные генералы. Моему конвоиру велят выйти. Затем один из них подвигает ко мне портсигар.

– Курите? Присаживайтесь. Вижу, вас тут били. Трудно с чекистами… Это всё, на что им ума хватает. Разговор у нас будет вот о чем: я просмотрел относящиеся к вам бумаги. Я начальник особого отдела Первой конной армии. Армия освобождает сейчас Украину от внешнего врага, а наш отдел взялся за очищение тыла от политического бандитизма[232]. Мы знаем, что в ряды противников советской власти многие попали случайно или по недомыслию. Когда же они переходят к нам, то встречают радушный прием. Будем говорить просто, по-военному. Если вы поможете с ликвидацией Холодного Яра и его агентуры на местах, мы обещаем вам не только жизнь, но и орден Красной звезды с командирской должностью в нашей кавалерии. Добро?

– Охотно согласился бы, но никак не могу вам помочь. Я отстал от украинской армии и прибился в лесу к местным партизанам. Что такое Холодный Яр, какова его организация – не имею малейшего понятия. Я ведь находился там всего два-три дня.

Начальник улыбается.

– Из вас вышел бы неплохой контрразведчик. Если твердо примете нашу сторону, я буду рад назначить вас уполномоченным в отдел – нам нужны украинцы. Мои люди пока не ориентируются в здешней обстановке. Ну, мы еще побеседуем. Вас и вашего товарища переведут сегодня к нам в комендатуру. Надеюсь, долго вы там не пробудете. Вам должно быть удобнее на коне, а не за решеткой. Вы же кавалерист?

Позвали следователя и тот отвел меня в камеру. Я был доволен, что увижу Гната и перейду на новое место – не исключено, что у нас там появится возможность побега. Через час автомобиль особого отдела армии Буденного увез меня и Зинкевича из ЧК.

Одиночек в новом узилище нет. Пару сотен заключенных поместили в двух соединенных огромных подвалах. К ним примыкает комната с отхожим местом и краном.

Приткнувшись с Гнатом в углу, обсуждаем, что делать. В ЧК он пережил почти то же самое – однако поседел, как лунь, а мои волосы остались нетронутыми. На ту же приманку хотели поймать его и особисты, с одним лишь различием: ему, офицеру генерального штаба, предлагали место в штабе армии[233].

Приходим к выводу, что неплохо бы задурить им головы баснями о Холодном Яре, а если нас пошлют с отрядом конницы уничтожить партизан – исхитриться удрать и подвести буденновцев под нож. Как бы то ни было, теперь надо любыми средствами тянуть время. А вдруг повезет устроить общий побег из этих подвалов?

Изучаем арестантов. По большей части крестьяне, виновные в «политическом бандитизме». Прочие – украинская «контрреволюционная» интеллигенция.

Старые сидельцы учат нас принятым тут порядкам. Дверь отпирают, лишь когда приносят обед или приводят новеньких. На расстрел и на волю забирают ночью – в одной группе, так что вызванные по списку не ведают, окажутся они дома или в могиле. В Елисаветградскую каторжную тюрьму, где контрразведке отвели две-три дюжины одиночных камер, посылают тех, кого отдали под трибунал или почему-то не спешат расстреливать. В тюрьму переводят только днем.